Пророк, огонь и роза. Ищущие
Шрифт:
Это оказалось не так-то просто, в первую очередь потому, что стражники у ворот никак не хотели поверить, что она — Иннин Санья, а не какая-то оборванка, пытающаяся обманным путём проникнуть в другую часть города.
Положение спас оценщик драгоценных камней, который подтвердил, что изумруды в кулонах, шпильках и перстнях, которые, Иннин, по счастью, не выбросила вместе с накидкой — настоящие. После этого ей поверили.
Однако она прекрасно понимала, что это затруднение — ничто в сравнении с тем, что ей предстоит по возвращении домой. Проступок её был
Куда его только унесли демоны?! Лучше бы он и в самом деле остался на вершине стены, испугавшись прыгать!
Иннин ужасно на него злилась.
Она проникла в сад таким же путём, каким они с братом убегали — перебравшись через забор, и вошла в дом через двери для прислуги.
— Ах, госпожа… — всплеснула руками Рису, женщина, которая с раннего детства была для неё нянькой и прислужницей одновременно. — В каком же виде вы вернулись! И верхнюю накидку где-то потеряли… Пойдёмте, пойдёмте скорее в купальню.
Большого удивления в её голосе не было, и Иннин даже растерялась: она была уверена, что в доме царит страшный переполох, и ждала, что как только она вернётся, на неё накинутся с обвинениями и расспросами, а потом устроят взбучку, возможно, даже выпорют. А её зовут мыться в купальню.
— Хайнэ… — начала было она, но Рису её перебила.
— Я знаю, знаю, госпожа, — сокрушённо сказала она. — Господин так до сих пор и не пришёл в себя, уже послали за докторами.
— Так Хайнэ дома?! — воскликнула Иннин.
— Да, госпожа…
Решив не тратить время на дальнейшие расспросы, девочка бросилась в комнату брата, чтобы убедиться во всём собственными глазами. Распахнув тяжёлые, неподдающиеся с первого раза двери, она замерла на пороге. Внутри было темно — только слабо мерцало пламя светильников, подвешенных у изголовья кровати. Хайнэ лежал, переодетый в чистую ночную одежду, и ровно дышал во сне. Особенно больным он не выглядел, разве что чересчур бледным, ну так он всегда был таким.
«Ничем он не болен, — сделала вывод Иннин. — Просто опять упал в обморок от переизбытка впечатлений, как вчера во дворце».
Она чуть ухмыльнулась, уже предвкушая, как сможет дразнить брата, когда он проснётся.
Быть чувствительным считалось хорошо для мужчины, и Иннин не сомневалась, что совсем скоро, когда женщины начнут вырывать её брата друг у друга из рук, Хайнэ ещё возгордится своей красотой и утончённостью, однако пока что он заметно смущался каждый раз, когда речь заходила о его будущей жене или возлюбленной, и это давало Иннин весомое преимущество в их негласной войне.
По крайней мере, сама Иннин, мечтавшая стать жрицей, не собиралась иметь ни мужа, ни возлюбленного, и Хайнэ мог дразнить её разве что, как сегодня, любовными отношениями с другими жрицами, но это было совсем уж глупо.
Вдоволь насмотревшись на спящего брата, Иннин вышла в коридор и прикрыла двери.
— Что с ним случилось? — всё-таки спросила она у Рису, поднявшейся вслед за ней.
— Мы не знаем, госпожа, он всё время был
— Как же он тогда вернулся?
Иннин вскинула голову и внезапно поняла ответ сама: в другом конце коридора стоял, прислонившись к стене, рыжеволосый мальчишка.
— Это он. Принёс господина на руках, — шёпотом подтвердила догадку Иннин Рису. — Вот только из него мы тоже ни слова не смогли вытянуть. Такой странный мальчишка. Я случайно услышала, что он…
— Не надо, — перебила Иннин.
Почему-то ей не хотелось говорить о Хатори.
Уж слишком непонятно и удивительно было то, что он — вор — вернулся по собственному желанию в то место, от которого, казалось бы, должен держаться как можно дальше. Или он рассчитывал на награду за то, что помог благородному господину добраться домой?
Она посмотрела мальчишке в глаза, и тот ответил ей прямым, невозмутимым взглядом.
— Пойдём в купальню, — сказала Иннин Рису как можно более ровным тоном и отвернулась от рыжеволосого.
Отогнав усилием воли все посторонние мысли, она спустилась на первый этаж, вошла в выложенный мраморной плиткой зал и, сбросив штаны и рубаху, стала ждать, пока служанки наполнят водой бассейн.
— Ах, госпожа, — вздохнула Рису, поднимая её грязную одежду. — Можете никому не говорить, но я-то знаю, что вы были в Нижнем Городе, по запаху чувствую. Не дело это. Не место вам там.
— Да? А где же моё место? — как-то отстранённо спросила Иннин, спускаясь в бассейн.
— Ну как же? Вы будете госпожой этого дома, наследницей семьи Санья, продолжательницей рода, — ответила Рису с какой-то непонятной гордостью.
Иннин вздохнула, закрыла глаза и погрузилась в воду.
«Нет, моё место во дворце и только там», — прошептала она так тихо, чтобы никто не мог её услышать.
Это было то, что она всегда о себе знала, с самого детства. С той минуты, когда мать рассказала ей о своей сестре, и о том, что тринадцать веков назад женщины из дома Санья были императрицами. Иногда, в самых головокружительных и несбыточных мечтах Иннин представляла себе, как возвращает своему дому эту честь, как поднимается по Великой Лестнице в пурпурной одежде и золотом головном уборе, и как все преклоняют перед ней колени. Впрочем, даже если это было и невозможно, путь жрицы был для неё открыт, и она собиралась пройти по нему до самого конца.
Это было то, что она знала…
Тёплая вода успокаивала, аромат плывущих по ней лепестков расслаблял.
Иннин вытащила из воды ноги и руки, позволяя служанкам отмыть их от грязи.
Сама она в это время вернулась мыслями к девочке на площади.
Этот удар был, пожалуй, даже сильнее, чем то, что Верховная Жрица отказалась взять её во дворец и предпочла ей Хайнэ. Промучившись от чувства обиды, унижения и несправедливости весь вчерашний день, Иннин, в конце концов, преодолела их, сказав себе: «Я всё равно попаду во дворец, её благосклонность для этого не требуется! А когда-нибудь сама стану Верховной Жрицей, сместив её, и это и будет моя месть».