Пророк
Шрифт:
– Я должен, Карл. – Голос звучал мягко, прерывисто. Джон Баррет взял обратно банку со скипидаром, намочил свою тряпку и продолжал тереть пол. – Я тоже устроил кавардак. Это наш общий кавардак. Мы потратили много лет на то, чтобы его устроить.
На это Карл ничего не мог возразить, поэтому просто продолжал скоблить пол. Желтая краска оттерлась довольно легко. Может быть, в конце концов, не такое уж это и непосильное задание.
Он увидел крохотную прозрачную каплю на полу, прямо под лицом отца. Потом другую.
– Эй... ты в порядке?
Отец отложил тряпку,
– О... думаю, в порядке.
– Ты опять слышал голос Господа?
При этом вопросе слезы снова подступили к глазам Джона. Он не мог говорить; он мог только утвердительно кивнуть.
Карл несколько мгновений переваривал сообщение, потом сказал:
– Тогда передай мне скипидар.
Джон передал ему банку, и Карл вернулся к работе – на сей раз над синей полосой.
– Надо сначала оттереть всю масляную краску. Акварель легко отмоется водой с мылом, так что она может подождать до утра.
Джон сунул обратно в карман тряпку, заменявшую носовой платок, и тоже вернулся к работе.
– Это – масляная?
– Да. Все желтые, синие и черные краски – масло. О красной не беспокойся, она легко смоется.
Некоторое время они терли пол в молчании, потом Джон сказал:
– Все равно что съесть целого слона, верно?
– Ага, – согласился Карл, знакомый с этой поговоркой. – Надо откусывать понемножку.
Они закончили работу около часа ночи и на цыпочках прошли в дом, чтобы принять душ и отойти ко сну. Карл лег в старой комнате Джона, а Джон взял несколько одеял и заснул на кушетке в гостиной. Скоро – возможно, через несколько дней – он возвратится в свою квартиру, но пока он хотел остаться здесь, в этом доме, рядом со своей семьей.
В субботу утром Лесли Олбрайт проснулась почти безработной. Накануне Бен не принял ее заявление об уходе, но посоветовал ей хорошенько все обдумать в выходные. По всей видимости, он заметил, что она разъярена, оскорблена, вне себя, готова плеваться от злости и, вероятно, не в состоянии принять взвешенное и разумное решение, о котором впоследствии ей не придется жалеть.
И сейчас, сидя в своей маленькой квартирке за утренним кофе и встречая новый день, Лесли уже была в состоянии понять, что Бен поступил умно. Крепкий ночной сон и утро нового дня дают человеку возможность взглянуть на вещи с другой стороны. Вероятно, ее работа стоит того, чтобы сделать еще одну попытку, еще один заход. В конце концов, она сама выбрала эту профессию, она училась и готовилась для работы именно по этой специальности – и в конечном счете, если все принять во внимание, это все-таки достойная профессия. Кроме всего прочего, если она уволится сейчас, то уже никогда не сможет разыскать доктора Деннинга, достать оригинал заключения патологоанатома и сунуть его под нос Тине Льюис. Уже ради одного этого стоило остаться в новостях Шестого канала и вынести любые неприятности.
Итак, решив для себя этот вопрос, Лесли перешла к следующему пункту повестки дня: отложила в сторону недоеденный сандвич, отодвинула чашку с кофе, освободив таким образом на столе место для телефонной книги.
Лесли поставила телефон на стол рядом со справочником и набрала номер.
В трубке прозвучало несколько длинных гудков, а потом ответил автоответчик: «Здравствуйте, вы дозвонились в дом Деннингов. Сейчас мы не можем подойти к телефону, но если вы оставите ваше имя, телефонный номер и сообщение, мы перезвоним вам при первой же возможности...»
После гудка Лесли оставила сообщение: «Здравствуйте, вас беспокоит Лесли Олбрайт. Я друг Макса и Дин Брюверов, а также Джона Баррета. Я звоню по поводу вскрытия тела Энни Брювер, которое вы производили в мае этого года...»
Лесли оставила свой домашний и служебный телефоны. Ну вот. Это она сделала. Что дальше? Так, если она поищет в адресной книге, то, возможно, найдет там адрес Деннинга и тогда оставит ему записку в двери. Лесли принялась серьезно обдумывать этот шаг. Теперь она вела жесткую игру.
Джон осторожно отвернул угол брезента, открывая груду струганных досок, ребер и прочих деталей, назначение которых он уже точно не помнил.
– Да-а... сколько времени утекло.
И когда они вот так стояли в дедушкиной мастерской, глядя на заброшенную лодку, Карл вдруг осознал, что он просто смотрит – отстранено, молча, не хватаясь за идею с поспешным энтузиазмом. Еще позавчера мысль о возможности закончить строительство лодки вместе с отцом привела бы его в восторг, – но это было до вчерашнего падения с небес на землю.
Он падал долго и мучительно и боль при падении испытал невыносимую. Он до сих пор чувствовал глубоко в душе болезненные ссадины, на исцеление которых уйдет много времени. Конечно, он видел слезы прошлой ночью и даже, как ему показалось, увидел отца, своего настоящего отца, который работал рядом с ним. Но что это было сейчас? Представление отца о целебном свойстве времени? Поцелуй, призванный ускорить выздоровление? Карл не мог отделаться от легкого чувства раздражения. Отец делал верный шаг на много лет позже, чем следовало.
– Бабушка говорит, вы с дедушкой забросили лодку, когда ты уехал в колледж.
– Верно. – Джон принялся рыться в груде деталей, пытаясь рассортировать их и вспомнить, что есть что. – Это был наш совместный проект, работа, которую мы хотели сделать вместе. Думаю, именно поэтому Папа так и не стал заканчивать ее. Он ждал моего возвращения.
– Ты вернулся слишком поздно.
Карл был прав – Джон знал. Но малыш был излишне резок, а Джону уже хватало боли.
– Да. Да, верно, Карл. Именно так. Но теперь я здесь, и ты тоже, и нам надо принять кое-какие решения.