Прорыв «Зверобоев». На острие танковых ударов
Шрифт:
Рассвет застал пять уцелевших «зверобоев» полка в редком таком же избитом лесу.
– Добро пожаловать на плацдарм! – выскочил из окопа какой-то капитан с артиллерийскими эмблемами. – Мы вас давно ждали. Сейчас покажу место дислокации.
Река Сан на границе с Польшей – это не Днепр и не Дон. Так, небольшая речка. Но выход на нее и взятие плацдармов стало успехом Красной Армии.
В военно-исторической литературе отмечалось, что, прорвав оборону частей 1-й и 4-й немецких танковых армий, наши войска образовали брешь в стыке этих армий. Были созданы выгодные условия
Радостным событием стала встреча с группой Фомина, которая находилась на плацдарме уже два дня. У майора остались лишь четыре танка и одна самоходка. Обнимались, как после долгой разлуки. Начальник разведки жадно курил привезенные папиросы и рассказывал обстановку.
– Утром обстрел, затем атака. С обеда снова обстрел или попытка прорваться. На следующее утро продолжение. Так и живем.
Показал на несколько сгоревших немецких танков, в том числе одну «пантеру».
– Эту кошку капитан Глущенко уделал. С восьмисот метров фугас под брюхо вложил. А Болотов со своими танкистами добил. Так что не знаю, кого и награждать.
– Лейтенант Кузнецов жив? – спросил Саня.
– А что с ним сделается? На правом фланге командует. Посмотрю, может, к себе в разведку его заберу.
– Нет уж. У меня людей и так не хватает.
– У вас и машин всего ничего осталось. Мы на десяток хотя бы рассчитывали, а всего пять самоходок прикатили.
– Зато танков почти три десятка.
День выдался относительно спокойный. Немцы атаковали рано утром, но были отбиты противотанковой артиллерией. Дважды налетали небольшие группы «Юнкерсов-87» в сопровождении истребителей. Здесь им тоже не удалось добиться успеха. В небе дежурили «яки» и «лавочкины». Они отогнали немецкую авиацию, сбили два «юнкерса» и одного «мессера». Ненавистные каждому бойцу «лаптежники» Ю-87, сбросив бомбы куда попало, сразу развернулись и ушли к себе.
Хорошие времена, когда эти бомбардировщики наводили страх воем своих сирен и точной бомбежкой с пикирования, закончились. Малая скорость (всего 400 километров в час) делали их сравнительно легкой добычей наших истребителей. Бронирование уже не помогало, «яки» и «лавочкины» были вооружены пушками.
Зато отчаянно дрались пилоты «мессершмиттов». Сумели сбить два наших истребителя, но фрицев загнали на высоту, откуда вскоре вывалились обломки горящего «мессера».
– Хоть первый раз увидел, что ястребки нас прикрывают, – рассуждал Вася Манихин. – А то одни фрицы в небе.
– Веселое место, – оглядев остовы нескольких сгоревших «тридцатьчетверок», мрачно заметил Федор Хлебников. – Неизвестно, что через час будет.
А через час позицию обстреляли шестиствольные минометы, обрушившие десятки тяжелых двухпудовых мин. Рев и грохот стоял дикий. Не зря эти реактивные минометы окрестили «ишаками». Близким разрывом перебило гусеницу одной из самоходок, неподалеку горела «тридцатьчетверка». Еще одна мина взорвалась в пехотной траншее, убив и покалечив несколько бойцов. Настроение Манихина
– Еще пару залпов поточнее дадут, и полетят от нас ошметки, – заявил он. – Это ты, Федор, накаркал.
Хлебников только посмеивался, но чувствовал себя неуютно. Вечером Пантелеев собрал командиров батарей. Спросил у комбата-3 Николая Зарудного:
– Гусеницу восстановил?
Старший лейтенант, высокий, кудрявый, с двумя орденами на груди, кивнул в ответ:
– Так точно. Шарахнуло крепко, у меня наводчик никак не отойдет. Оглушило. Но ничего, держится.
– Плацдарм, – невесело заметил капитан Глущенко. – Его надо либо расширять, либо нас в речку спихнут.
Все невольно поглядели в сторону немецких позиций. До них было метров шестьсот. Поле, заросшее травой, редкие холмы и овражки, кое-где кустарник. Наши пытались здесь наступать. На поле стояли три сгоревших танка, виднелись тела погибших бойцов. Отчетливо тянуло запахом разложения. Жаркая влажная погода быстро делала свое дело.
– Почти угадал, Сергей Назарович, – сказал Пантелеев. – Сейчас Полищук подойдет, утром будем наступать. Народу и техники подкинули, высиживать нечего.
Вечером появилась полевая кухня, всех покормили одновременно обедом и ужином. Выпили граммов по двести водки, а кто и больше. Знали, что ночью дадут отдохнуть, атака начнется с рассветом. Олег Пухов получил пополнение – пять бойцов, в основном новобранцев.
– Вас хоть чему-то учили? – скептически спросил младший лейтенант.
Оказалось, что учили. Все пятеро закончили трехмесячный курс подготовки, даже стреляли из автоматов. В танковый десант направляли более-менее обученных солдат. Зато командир соседней пехотной роты, пришедший к Чистякову согласовать некоторые вопросы, не скрывал разочарования.
– Крепко мы навоюем. Из тридцати человек пополнения два десятка – западники. Привели с пустыми винтовками, приказали раздать по десять обойм перед атакой.
Чистяков рассеянно кивнул, у него хватало своих проблем.
– Ну, разбавь их по взводам, – посоветовал он.
– У меня в роте всего сорок бойцов осталось. Кем я разбавлять буду? Рассовал прибывших кое-как, а половина делает вид, что по-русски не понимает.
Затем пригласил Чистякова к себе Болотов. Саня взял с собой Рогожкина.
– Ты же теперь мой заместитель. Познакомишься с танковым комбатом.
Капитан, размякший от выпитой водки, пустился в рассуждения. Просил, чтобы самоходчики не отставали в бою.
– У меня ведь всего двенадцать машин в батальоне, из них три легких Т-70.
– Новые Т-34-85 не получал? – спросил Чистяков.
– Один получил, и один с рейда остался. А что?
– Ничего. Машины сильные, пушка любую броню возьмет, пускай их вперед. Башенная лобовая броня миллиметров семьдесят?
– Вроде того.
– Ну вот. Нашей самоходовской не уступает. А у меня всего две машины в батарее.
Сильно меняет людей обстановка. Антон Болотов, проделав стокилометровый путь в составе отряда Фомина, заметно изменился. В разговоре с Чистяковым исчезла снисходительность и желание командовать без нужды.