Прощание с колхозом
Шрифт:
Но ведь это – целая программа социального переустройства нашей деревни, без которой все равно не обойтись, но заниматься этим правительство не хочет или не может, видимо, уповая, что все само собой утрясется, потому что селяне – не шахтеры, слава богу, молчат.
Тем более со всех сторон уверяют нас, успокаивая: «спад остановлен», «налицо стабилизация», «рубль крепнет», «оснований для паники нет».
Успокаивает правительство. Успокаивают мудрые ученые люди. Институт экономики Российской академии наук, сектор макроэкономической стратегии (стратегии!), устами своего заведующего, доктора экономических наук А. Френкеля в «Известиях», не
Коли не веришь средствам массовой информации, которые «вечно» врут, просто выйди на волю. Ведь и в Москве стояла жара редкостная.
Нет, это – не дикий непрофессионализм. Это – очень точное профессиональное угадывание «зорь» и «вершин» теперь уже капитализма в местах и сроках, указанных начальством, которое платит.
На той же газетной полосе «Лаборатория аграрной политики ИЭППП» (расшифровать сие затрудняюсь) сообщает: «…тяжелое финансовое положение сельского хозяйства прошлого года не оказало предсказываемого самими аграриями депрессивного воздействия на весенне-полевые работы».
Неправда, мои хорошие. И к тому же бездоказательно. Цифр нет, хотя бы необязательных. По данным же нашего областного АККОРа, более тысячи фермеров в этом году ничего не сеяли весной и не пахали, потому что не было обещанных кредитов на горючее и семена. О положении в коллективных хозяйствах я уже много говорил. Добавлю, что и сегодня, в сентябре 1995-го, ясно, что пахота и осенний сев в полном объеме не проведены. Засеяли по области лишь половину озимого клина, зяби вспахали – тоже половину. Причина – не только погода. Хлеб убрали и вывезли на хлебозаготовительные пункты в июле, денег за него нет. А значит, нет горючего, запчастей. Сроки сева ушли. Какого урожая ждать в 1996 году?
Листаю записи, вспоминая год проходящий, встречи с людьми:
– Если еще год не придет власть, значит – конец.
– В Ельцине разочаровались все, а коммунистов не допустят другие страны.
– За кого же голосовать будете?
– Кто ее знает… Это вы все делали, там, на съездах, разваливали, а теперь… (Хутор Вихляевский, июль 1995-го.)
– Как бы сделать по-старому? Чтобы порядок был. (Хутор Дурновский, июль 1995-го.)
– А чего вам Жириновский даст?
– Хуже нынешнего все равно не будет. (Станица Голубинская, февраль 1995-го.)
От такой вот несладкой жизни, когда разваливается колхоз, нет работы, нет зарплаты и завтра, по всему видно, будет еще хуже, тут не только за Жириновского – тут за черта лысого проголосуешь. И не надо лукавить: не дешевой водкой этих людей покупают. Вы слышите, чего они просят? Порядка.
Сегодняшняя наша деревня, ее люди, их работа и жизнь – это сплошная боль. А когда день ото дня не легче, когда в глазах темнеет от боли, тогда и вправду дуреешь. Тогда уж не ведаешь, куда податься: к врачам ли, к знахарям, к Пантелеймону-шаману с Чукотки,
Грядут новые выборы, наши беды и боль остались теми же. И значит, снова кто-нибудь возгласит на весь мир: «Россия, ты одурела!» Винить мужика, который прячется, не желая своих генералов кормить, – такая ли уж это новость…
Крестьянская Россия, теряя последние силы, который уже год топчется на распутье. Перед ней – две дороги. Но старого камня стерлись письмена. Кто напишет их вновь понятными для мужика словами: «Налево пойдешь… Направо пойдешь…» Видно, перевелись на Руси грамотеи. А ругать нас – все великие мастера. На это большого ума не надо.
Надейся лишь на себя
Прошлым летом на одном из хуторов Суровикинского района жаловалась мне молодая женщина на житье-бытье: «Колхоз развалился. Разошлись по кооперативам. Муж – механизатор… Но еле сводим концы с концами. Одна надежда: может, в Москве поймут и повернутся… Помогут…»
В Калачевском районе мой старый знакомый, фермер, механизатор, бывший колхозный бригадир, пел ту же песню: «Когда они повернутся?.. Когда поймут?»
На том же хуторе Нижнеосиновский возле тамошнего магазина продавала раннюю капусту тоже молодая женщина. Стояла пора молодого лета, в городе и в райцентре торговали капустой привозной: из Средней Азии, Азербайджана и даже из Турции.
– Турецкая? – спросил я прицениваясь.
– Своя, сами вырастили, – ответила женщина.
Я удивился: ранней капустой у нас никогда не занимались. Даже в пору расцвета овощных совхозов. Поэтому я переспросил:
– Сами?
– Другой уже год занимаемся. Мы – переселенцы, из Казахстана. Земельного пая нет, а жить надо. Занимаемся… На кого надеяться…
А когда пробивались мы к полевому стану моего знакомца фермера, выбирая дорогу проезжую, через Старую Сокаревку, объездом, радовались ненастью. Для наших степных краев дождик – всегда подарок. Будто и немного было дождей, а трава в логах да падинах – в рост человеческий. Зеленым морем стоит, колышется.
Добирались до полевого стана трудно, но долго не гостевали. Отметились – и слава богу. Люди всё те же: могучий отец, крепкие сыновья. И речи всё те же: «Когда же повернутся к нам лицом… Неужели они не видят… Опускаются руки… Ведь десятый год не дают работать…»
Возвращались другим путем, убегая от находившего дождя. А картина все та же, глазу приятственная: зеленые лога, высокие сочные травы. И – покой нетревоженный.
Объявление в районной газете: «В хуторе Рубежный продается дом в 3-х уровнях, со всеми удобствами, колбасный цех, ангар, емкости – 2 шт. по 10 куб. м. Автономное водоснабжение (насосная станция) и электроснабжение (КТП-100). Справки по телефону…»
Конец истории. Начало ее – в далеких теперь уже годах, когда зарождалось фермерство. Отставной военный: энергичный, грамотный, полный сил. Жена – ни энергией, ни образованием не уступающая мужу. Подчеркну, это – не лодыри, не пьяницы, не болтуны, а работящие, в чем-то даже самоотверженные люди, движимые благими намерениями: хотели осесть на своей малой родине, где развалился колхоз. Хотели свою жизнь обустроить и людям помочь. Земледелие и переработка продукции. Пекарня, колбасный цех, пруд, рыба, плодовый сад, макаронная линия.