Прощание
Шрифт:
Идиллия начала пятидесятых
На другой день все было уже как обычно. Елена Петровна ушла на работу, приходящая домработница Васильевна стряпала в кухне. Звонки и поздравления прекратились.
Взяв коляску, Тата вышла из дому. Ветрено. Но говорят, что с ребенком надо гулять в любую погоду. Наклонившись, она подняла голубой, отделанный синими кисточками верх и повернула к набережной, но ветер противно задул в лицо, и пришлось изменить направление и двинуться на «тощий бульварчик». «Крип, крип», — противно скрипели колеса. Почему их не догадались смазать? Надо будет купить машинного масла. Господи, ну и скука. Гулять
У Кагарлицких их появление вызвало полный переполох. Марина Витальевна кинулась подставлять стул с подушкой. Марина всплескивала руками. Малышку извлекли из коляски и положили на стол. «Какая славненькая! Но как ты решилась идти через мост? Когда вас выписали?» — «Вчера». — «Боже мой! Коля счастлив?» — «Он в экспедиции. Уехал в прошлый вторник».
Приближалось время кормления.
«Ты непременно должна сначала что-нибудь съесть сама!» Марина Витальевна вышла и возвратилась с подносом, на котором стояли памятные еще с довоенных времен синие клетчатые чашки и тарелка с бутербродами. Марина смотрела на девочку влажными от умиления глазами. Она только что вышла замуж. И пока даже не думала, но… мечтала.
Обратный путь был менее приятным. Собрались тучи, в любую минуту могло полить. Поглядывая на небо, Тата пустилась бегом. «И о чем только думают эти молодые мамаши?..» — ворчала Агафья Васильевна. «Но я же успела!» — Тата сделала пируэт. Все хорошо! И… «Все выше, и выше, и выше!» — вдруг неожиданно для себя запела она звонким голосом. Девочка крякнула. До чего она все-таки похожа на Колю. Просто невероятно! Тата прыснула. Она всегда была очень смешливой.
Прошло два месяца, в городе стало томительно жарко. В середине июля в переулке вдруг появились киношники. Соседка принесла на хвосте, что снимать будут фильм «Академик Павлов». Из автобуса выгрузили целую толпу статистов. Дамы в платьях с длинными юбками и шляпах с цветами неспешно прогуливались под зонтиками по плиточному тротуару. Помреж что-то кричал рабочим, устанавливающим на тротуаре «старинный» фонарь. Привели лошадь. Лошадь ржала.
После обеда Тата еще раз высунулась в окно. Снимать так и не начинали. Время тянулось медленно.
Ближе к вечеру неожиданно пришла в гости Архарова. От жары она раскраснелась и все время обмахивалась платочком. Выпив чаю, заговорила о том, что ребенку вредно быть в городе: «Конечно, вы можете спорить, но в городе душно, это вам подтвердит кто угодно». После ухода Архаровой началось обсуждение. «Может, и правда следует выехать? Но ведь девочке меньше трех месяцев! На даче никаких удобств. Это будет мучение, а не отдых». Легли спать, порешив, что завтра после работы Елена Петровна зайдет к Ольге Павловне Сотниковой. У Сотниковых тоже новорожденный, и, кажется, они сняли дачу.
В последние годы Елена Петровна старалась минимизировать общение с Ольгой Павловной. Та была слишком болтлива, а излишняя болтливость в любой момент способна привести к неприятностям. Тактику поведения с болтунами Елена Петровна выработала давно. На любые, хоть сколько-нибудь двусмысленные высказывания не отвечать ничего, мычать. Но о детях и даче почему не поговорить? Перед войной Ольга Павловна работала под началом Елены Петровны. Теперь, во втором браке, расцвела и преуспевала. Муж был премерзким
«Господи! Ну зачем столько думать? — воскликнула Сотникова, выслушав все сомнения бывшей начальницы и обиженно надув губы. — Приезжайте к нам погостить, и все сами увидите. Если понравится, снимете что-нибудь по соседству. Когда у вас начинается отпуск? Через неделю? У меня тоже».
И дней через десять две дамы, Тата и кружевной сверток в коляске приехали на Финляндский вокзал и благополучно погрузились в поезд. К счастью, вагон был не переполнен. За окном мелькали деревья. «А ведь когда-то мы этой дорогой ездили в Мустамяки», — проговорила Елена Петровна. «Мустамяки теперь называются Горьковское, — защебетала Ольга Павловна. — Я выучила уже все новые названия. Репино, Комарово, Зеленогорск…»
Разнежившись в лучах предзакатного солнца, Ольга Павловна начала говорить о муже. «Мм? — отвечала Елена Петровна. — Ммм…» Ольга Павловна замолчала и, похоже, немного обиделась. Но по дороге от станции все уже дружно веселились, представляя себе, как удивится Ляля. «Приготовьтесь к бедламу, ведь нянька выехала еще вчера, — заметила вдруг Ольга Павловна. — Завтра утром я сразу возьмусь за уборку. Костенька говорил, что вряд ли вырвется в воскресенье. У него столько работы. Но вдруг!»
«Зря мы, наверно, все это затеяли», — любезно улыбаясь ей, подумала Елена Петровна. Однако отступать было поздно.
Когда наконец добрались до места, Лялечка колдовала над керосинкой. Увидев гостей, издала вопль индейца и радостно замахала поварешкой. Обедали на веранде. Быт, разумеется, оставлял желать лучшего, но хорошему настроению это не помешало. «Я страшно рада, что вы приехали! — снова и снова повторяла Ольга Павловна. — Двое младенцев вдвое легче, чем один. Я пытаюсь внушить это Ляле, но она все не верит».
Детей выложили на кровать. Запеленутые, они были настолько похожи, что все невольно расхохотались. «Слава богу, что у нас мальчик, а у вас девочка, а то мы бы их обязательно перепутали», — вытирая глаза от смеха, снова и снова приговаривала Ольга Павловна. После чая они с Еленой Петровной отправились в лес: вдруг да удастся найти землянику.
«И как это только я влипла! — сказала Ляля, когда молодые мамы остались в доме одни. — Зарок давала: через пять лет после свадьбы — и ни днем раньше, а вот, пожалуйста!» Тату такой подход удивил. Она точно знала, что, выйдя замуж, скорее всего, через год-полтора родишь. Вот с замужеством надо было, наверно, повременить. Но все вышло как-то само собой.
В октябре Коля Громов вернулся из экспедиции, и в доме сразу же начался кавардак. От Колиного смеха тряслись стены. «Вот уж и вправду Громов», — улыбалась Агафья Васильевна. Елена Петровна терпела стоически. Татино настроение было не разгадать. «К счастью, через полгода будет весна, и он опять уедет на пять месяцев», — говорила Елена Петровна. Архарова сочувственно кивала. Васильевне эти слова хозяйки были не по душе. «Нечего Бога гневить, — ворчала она под нос. — Парень непьющий и дельный. А любит-то как! Воля его, день-деньской на руках бы носил. И собой хорош. Кровь с молоком, посмотреть любо-дорого». Достав носовой платочек, Архарова деликатно высморкалась. «Вы можете уже идти, Агафья Васильевна, — звучным и ясным голосом проговорила Елена Петровна и, когда дверь за домработницей закрылась, тихо добавила: — К счастью, она приходящая. И все равно: сколько всего приходится выслушивать!»