Прощай, детка, прощай
Шрифт:
Хелен вошла в кухню и остановилась. Я думал, она закричит, грохнется в обморок или бросится обратно в гостиную.
— Они что, мертвые?
— Ага, — сказал я. — Очень.
Она пошла по кухне к черному ходу. Я взглянул на Пула. Он поднял бровь.
Проходя мимо Малыша Дэвида, Хелен остановилась и посмотрела на рану в груди.
— Прямо как в кино.
— В каком?
— Где пришельцы вылезают у людей из грудных клеток и истекают кислотой. Как оно называется?
— «Пришельцы», — подсказал я.
— Точно. Они у людей из грудных клеток выбирались. Но кино-то как называется?
Энджи
Двор был как двор. У меня в спальне встроенный шкаф больше. Малыш Дэвид и Кимми вынесли сюда ржавый железный столик и стулья, мы сидели и слушали жизнь. День, приближаясь к вечеру, истекал кровью, становилось свежо, матери звали домой детей, рабочие на стройке по другую сторону дома бурили перфораторами кладку, где-то неподалеку играли в уифл-болл.
Хелен через трубочку потягивала кока-колу.
— Очень их жалко. Такие приятные люди.
Я отхлебнул кофе.
— Сколько раз вы с ними встречались?
— Вот только тогда, один раз.
— Не припомните ли чего-нибудь особенного в тот вечер?
Хелен задумчиво залипла в трубочку.
— Все эти кошки. Они были типа везде. Одна Аманде руку оцарапала, зараза. — Она улыбнулась нам в глаза. — То есть кошка зараза, конечно.
— Так Аманда была в доме с вами?
— Наверное. — Хелен пожала плечами. — Конечно.
— Я ведь почему спрашиваю, раньше вы говорили, что могли оставить ее в машине.
Хелен снова пожала плечами, и мне пришлось сделать над собой усилие, чтобы обеими руками не опустить ей плечи на место.
— Да? Знаете, вспомнила, что кошка ее оцарапала, а до тех пор сомневалась. Нет, Аманда была в доме.
— Что-нибудь еще помните? — Энджи забарабанила пальцами по столу.
— Она была такая милая.
— Кто? Кимми?
Хелен указала на меня пальцем и улыбнулась.
— Да. Это ее так звали, Кимми. Она была крута! Увела нас с Амандой к себе в спальню, показывала свои фотографии в Диснейленде. Аманда прям совсем обалдела. По дороге домой только и ныла: «Мам, а мы поедем смотреть Микки и Минни?», «А мы поедем в Диснейленд?». — Хелен фыркнула. — Дети. Как будто у меня на это есть деньги.
— В этот дом вы входили с двумя сотнями тысяч долларов.
— Но это для сделки Рея. Сама бы я такое не провернула. Я же не Сыр Оламон. Рей сказал, что в нужный момент подключится. Он меня никогда не обманывал, поэтому я считала это его сделкой. А если Сыр узнает, то и проблемы будут тоже у Рея. — И она снова пожала плечами.
— Мы с Сыром старые знакомые, — сказал я.
— Да?
Я кивнул.
— И с Крисом Малленом тоже. Все вместе играли в Малыша Рута, [16] вместе торчали на углу и так далее.
16
Рут (Малыш) Джордж Герман — легендарный бейсболист-рекордсмен.
Хелен удивленно подняла брови:
— Правда, что ль?
Я поднял руку:
— Богом клянусь. И Сыром. Хелен, вы хоть представляете, что он сделает, если поймет, что его
Она взялась было за стаканчик с содовой, но поставила его на прежнее место.
— Слушайте, я же вам уже сказала, это все Рей. Я ничего не делала, только пошла в номер мотеля с…
— Сыру — а нам тогда было лет по пятнадцать, совсем дети, — как-то раз показалось, что его подружка загляделась на другого. Так он разбил пивную бутылку о фонарный столб и розочкой располосовал девице всю физиономию. Нос оторвал ей, Хелен. Это был Сыр в пятнадцать. Каков он, по-вашему, теперь?
Она мусолила соломинку, пока кусочки льда не застучали на дне стакана.
— Это сделка Рея…
— Думаете, он убьет вашу дочку и сна лишится? — сказала Энджи. — Хелен! — Энджи потянулась через стол и ухватила Хелен за мосластое запястье. — Так вы думаете?
Энджи смотрела на нее с полминуты, потом покачала головой и выпустила руку.
— Хелен, позвольте вас спросить.
Хелен потерла запястье и посмотрела на стаканчик.
— Да.
— Вы с какой именно долбаной планеты сюда свалились?
Хелен промолчала.
Вокруг нас красиво умирала осень. Полыхали ярко-желтые и красные краски, листья, оранжевые с восковым налетом и зеленые с оттенком ржавчины, слетали с ветвей на траву. Этот волнующий запах отмирания, столь характерный для осени, наточил лезвия воздуха, и они прорезали нашу одежду и заставляли нас напрягать мышцы и шире раскрывать глаза. Нигде смерть не наступает так зрелищно, так гордо, как в октябре в Новой Англии. Солнце, вырвавшись из туч, грозивших с утра дождем, превратило окна в невыносимо яркие прямоугольники и придало кирпичу домов, рядом окружавших дворик, туманный оттенок в тон самым темным листьям. Смерть, думал я, совсем не это. Смерть в доме рядом с нами. Смерть — это разгромленная кухня Малыша Дэвида и Кимми. Смерть — это черная засохшая кровь и неверные кошки, готовые жрать что попало.
— Хелен, — сказал я.
— Что?
— Когда вы в комнате Кимми смотрели фотографии из Диснейленда, где были Малыш Дэвид и Рей?
Хелен слегка приоткрыла рот.
— Быстро говорите. Не раздумывайте.
— На заднем дворе.
— На заднем дворе. — Энджи указала в землю. — Здесь.
Хелен кивнула.
— Вы видели задний двор из спальни Кимми? — спросил я.
— Нет. Жалюзи были опущены.
— Тогда откуда вы знаете, что они находились тут?
— Когда мы уходили, у Рея ботинки были в грязи, — медленно проговорила она. — Рей — неряха во многом. — Она потянулась и тронула меня за руку, будто собиралась поделиться чем-то глубоко личным. — Но, господи, знали бы вы, как он заботится о своей обуви!
11
«Две сотни ш + хладнокровие = Ребенок».
— Две сотни шуток? — спросила Энджи.
— Две сотни штук, — спокойно подтвердил Бруссард.
— Где вы нашли записку? — спросил я.
Он взглянул через плечо на дом.
— Свернули в трубочку и заткнули Кимми за резинку кружевных чулок. По-моему, удачно выбрали место.
Мы стояли на заднем дворе.
— Здесь, — сказала Энджи, указывая на небольшой холмик рыхлой земли под засохшим вязом. Помимо этой единственной неровности вся почва вокруг была ровная, как пятак.