Прощай, нищета! Краткая экономическая история мира
Шрифт:
Таким образом, если данные антропологов о малых трудовых затратах в сообществах охотников и собирателей верны, то при условии одинакового материального уровня жизни в период 10 тыс. лет до н. э. — 1800 год н. э. реальные условия жизни с переходом на оседлое сельское хозяйство, вероятно, ухудшились из-за увеличения рабочего дня в этих обществах. Неолитическая революция не дала людям больше досуга; она лишь заставила их больше трудиться, никак не увеличив материальное вознаграждение.
При этом мы так и не получили ответа на одну загадку. Почему с приближением промышленной революции настолько выросли трудовые затраты в некоторых обществах? Этот вопрос разбирается в главе 9.
АЗИЯ ПРОТИВ ЕВРОПЫ
Европейские путешественники XVII и XVIII веков традиционно отмечали, что люди в Китае и Индии живут хуже, чем в северо-западной Европе. Такой же точки зрения придерживались в своих работах Смит и Мальтус. И хотя недавно возникшая группа историков, несколько нелогично именуемая Калифорнийской школой, заявляет, что условия
66
См., например: Pomeranz, 2000.
67
Jannetta, 1992, р. 428–429.
Генетические данные позволяют сделать вывод о том, что это различие в уровне жизни между Европой и Восточной Азией могло сохраняться на протяжении тысячелетий. Охотники и собиратели потребляют в пищу мясо, но не потребляют молока. Поэтому переход к оседлому сельскому хозяйству с разведением домашних животных впервые создал возможность крупномасштабного потребления молока, полученного от животных. Однако люди с очень низкими доходами, как правило, потребляют молочные продукты в крайне ограниченном количестве. Калории, содержащиеся в молоке, масле и сыре, очень дороги, и потому их потребление ограничено кругом богатых людей. Зерновые и крахмалосодержащие культуры — гораздо более дешевый источник калорий. Географические факторы, влияющие на относительную стоимость разведения животных и выращивания различных продовольственных культур, также играли известную роль, но в целом молоко регулярно потреблялось лишь в богатых доиндустриальных аграрных экономиках.
Соответственно, у популяций, так и не овладевших оседлым земледелием, например у австралийских аборигенов, почти начисто отсутствует генетическая мутация, позволяющая взрослым переваривать лактозу — сахар, содержащийся в молоке. Напротив, такая мутация есть у большинства жителей северо-западной Европы. Однако взрослые китайцы, несмотря на очень давнюю историю оседлого земледелия и разнообразие климатических зон в Китае, в целом лишены способности переваривать лактозу, а значит, молоко никогда не играло большой роли в рационе китайцев, из чего следует, что уровень их жизни в доиндустриальную эру в целом был низким [68] .
68
Stinson, 1992.
УСПЕХ МАЛЬТУЗИАНСКОЙ МОДЕЛИ
Ключевые положения мальтузианской модели подтверждаются многочисленными фактами, содержащимися в исторических источниках, а также данными, полученными в ходе измерения скелетов, найденных в захоронениях. Уровень жизни до 1800 года не зависел от уровня технологии в данном обществе. Однако он очень сильно различался от общества к обществу. Например, средневековая Западная Европа в период между вспышкой «черной смерти» в 1347 году и возобновлением роста населения в 1550 году отличалась необычайным богатством даже по стандартам современных беднейших экономик. Полинезия до контактов с европейцами также, по-видимому, была процветающим миром. Напротив, Китай, Индия и Япония в XVIII и XIX веках производят впечатление очень бедных обществ. В главах 4 и 5 мы рассмотрим причины таких различий, которые скрываются в факторах, определяющих фертильность и смертность.
4. Фертильность
Почти во всех передовых странах
современной Европы главным
способом, позволяющим удержать
численность населения на уровне,
определяемом наличием средств
к существованию, служит благоразумное
ограничение браков.
Поскольку до 1800 года все общества были мальтузианскими, человечество могло поднять уровень жизни лишь двумя способами — либо снижая фертильность, либо повышая уровень смертности. Снижение фертильности в мальтузианской экономике влекло за собой два последствия. Во-первых,
69
Malthus, 1830, р. 254.
Демография северо-западной Европы до 1800 года была предметом интенсивных исследований. Сохранившиеся в церковных приходах Англии и Франции записи о крещениях, похоронах и свадьбах позволяют проследить уровни фертильности и смертности начиная с 1540 года. Уже из самых старых записей видно, что уровень рождаемости в северо-западной Европе сильно недотягивал до биологического максимума. Например, в Англии в 1650-х годах, когда фертильность имела минимальное значение для доиндустриальной эпохи, уровень рождаемости составлял 27 на 1000 — в два с лишним раза меньше биологического максимума. Средняя английская женщина рожала лишь 3,6 ребенка [70] .
70
Wrigley et al., 1997, p. 614.
Раньше считалось, что такое серьезное ограничение фертильности являлось уникальной особенностью северо-западной Европы, позволяя объяснить процветание этого региона по сравнению с другими доиндустриальными экономиками XVII и XVIII веков. Брачные практики северо-западной Европы были неизвестны в других обществах до 1800 года: женщины здесь выходили замуж поздно, а многие так и оставались незамужними [71] . Сам Мальтус во втором и последующих изданиях своего «Опыта о законе народонаселения» утверждал, что процветание северо-западной Европы основывалось на искусственном сдерживании роста населения посредством соответствующих брачных стратегий. Кроме того, считалось, что низкая фертильность в северо-западной Европе представляла собой одно из проявлений индивидуалистического, рационального общества, в котором и мужчины, и женщины осознавали все отрицательные последствия высокой фертильности и сознательно стремились ее избежать. Таким образом, за сотни лет до промышленной революции ее предвестьем стал переход Европы к современным брачным практикам и семейной структуре, основанной на личном выборе и самоограничении [72] .
71
Hajnal, 1965.
72
Macfarlane, 1978, p. 1987.
Однако более свежие исследования говорят о том, что до 1800 года фертильность в большинстве обществ ограничивалась так же строго, как в северо-западной Европе, хотя и посредством совершенно иных механизмов. Кроме того, причины для ограничения фертильности в северо-западной Европе, по-видимому, не имели отношения к рациональному личному выбору, в гораздо большей степени определяясь социальными обычаями.
ФЕРТИЛЬНОСТЬ В ЕВРОПЕ
Брачные практики, резко снижавшие фертильность в северо-западной Европе по сравнению с биологическим максимумом, довольно любопытны. Нет никаких свидетельств того, что до 1800 года в этих странах сознательно использовались методы контрацепции [73] . Уровень фертильности в браке здесь всегда был высоким. Например, в табл. 4.1 приведены данные по брачной фертильности в некоторых странах северо-западной Европы до 1790 года по сравнению с хаттеритскими стандартами [74] .
73
Возможным исключением является Франция накануне революции, хотя любые ограничения фертильности в конце XVIII века были здесь незначительны.
74
Хаттеритами называются общины анабаптистов германского происхождения, существующие в основном в Канаде. Хотя хаттериты отличаются хорошим здоровьем, браки у них заключаются рано и фертильность в браке никак не ограничивается. Таким образом, хаттеритов можно считать эталонным обществом с неограниченной фертильностью.
Уровень рождаемости у супружеских пар в Европе был ниже, чем у хаттеритов, при этом различаясь от страны к стране. Ниже всего была фертильность в Англии, выше всего — в Бельгии и во Франции. До 1790 года замужние английские женщины в возрасте от 20 до 44 лет в среднем рожали по 7,6 ребенка, а бельгийские и французские — 9,1. С другой стороны, хаттеритская женщина за эти же 25 лет в среднем рожает 10,6 ребенка. Однако отличия Европы от хаттеритов были в основном обусловлены иным уровнем здоровья и питания, а также приверженностью иным социальным практикам, нежели индивидуальный контроль за фертильностью.