Прощай, нищета! Краткая экономическая история мира
Шрифт:
То, что причиной такого брачного поведения служило стремление ограничить фертильность, подтверждается разной распространенностью европейских брачных стратегий в различные эпохи. Например, в Англии эти стратегии наиболее характерны для XVII века; фертильность в то время контролировалась так жестко, что численность населения порой снижалась. В XVIII веке средний возраст первого брака у женщин несколько снизился; в 1800–1850 годах он составлял 23,4 года по сравнению с почти 26 годами в XVII веке. Доля женщин, остававшихся незамужними, также уменьшилась — до 7 %. Может быть, к моменту промышленной революции фертильность выросла из-за того, что в стране стало получше с работой?
Однако увеличение рождаемости в XVIII веке происходило в 1730-1790-е годы, когда, реальная заработная плата и реальный доход не возрастали или даже снижались. На рис. 4.2 изображено соотношение между уровнем рождаемости и реальным доходом на душу населения в Англии по десятилетиям с 1540-х
РИС. 4.2. Доход и фертильность в Англии, 1540–1799 годы
Кроме того, повышение фертильности в XVIII веке происходило не только там, где возрастало число рабочих мест в промышленности, а по всей Англии: в сельских, заводских, городских приходах. Более того, если поздние браки представляли собой сознательную попытку со стороны индивидов уменьшить число детей в семье, то некоторые особенности этих браков не поддаются объяснению. Во-первых, одинокая жизнь, по-видимому, означала, по крайней мере для женщин, пожизненное сексуальное воздержание, поскольку доля незаконнорожденных была крайне низка. С учетом того что большое число женщин было готово навсегда отказаться от радостей секса или отложить их лет на десять, а то и больше, трудно поверить в то, что, вступив в брак, они тут же начинали предаваться необузданным сексуальным страстям [88] .
88
Выборочное воздержание практикуется во многих обществах собирателей; например, существуют социальные обычаи, запрещающие сексуальные отношения между супругами в течение какого-то времени после рождения очередного ребенка.
Как только женщина выходила замуж, она уже больше себя не контролировала, сколько бы детей у нее ни родилось и сколько бы из них ни осталось в живых. Случайный характер рождений и смертей в доиндустриальном мире означал, что число выживших детей резко различалось от семьи к семье. Например, изучение выборки из 2300 завещаний женатых англичан, живших в начале XVII века, дает следующие цифры: у 15 % умерших не осталось живых детей, в то время как у 4 % осталось не менее восьми живых детей. Если люди сознательно откладывали вступление в брак с целью контроля за фертильностью, то почему же супруги, родившие много детей, не пытались воздержаться от половой жизни в поздние годы брака подобно их менее плодовитым соотечественниками?
Другая проблема встает при рассмотрении «брачного рынка». Тем, кто искал себе пару, была нужна не только любовь, но и партнер как носитель тех или иных экономических активов. Например, и женам, и мужьям из беднейших классов приходилось работать, и хороший работник мог бы существенно увеличить благополучие своего партнера по браку. Дошедшие до нас описания ухаживаний в XVII и XVIII веке носят откровенно неромантичный характер; претенденты на руку и сердце упирали не столько на свою внешнюю привлекательность, сколько на свой характер и энергичность. Считалось, что молодые женщины менее желательны в качестве брачных партнеров вследствие своей повышенной способности к деторождению. Именно поэтому женщины, как правило, поздно выходили замуж.
Но из этого должно следовать, что в таком обществе женщины вступали в брак позже мужчин. Возраст, в котором мужчины женились, никак не отражался на числе детей, которых им пришлось бы содержать. Однако мужчины всегда были на два-три года старше своих жен, как и в современных западных странах. Когда в Англии в XVIII веке браки стали заключаться раньше, возраст первого брака снизился в равной мере и для мужчин, и для женщин.
Наконец, если женщина вступала в брак лишь в 30-35-летнем возрасте, то ожидавшееся число детей, которые бы у нее родились, становилось по доиндустриальным меркам очень низким. В Англии средняя женщина, выходившая замуж в 35 лет, рожала менее 1,9 ребенка, и даже та, что выходила замуж в 30 лет, рожала не более чем 3,5 ребенка [89] . Соответственно, ожидаемое число детей, доживших до взрослого возраста, приближалось бы у 30-летней женщины к двум. Поэтому не было причин для того, чтобы откладывать брак до наступления 30 лет, если это делалось с целью ограничить фертильность. Тем не менее многие женщины оставались незамужними в течение всей жизни, а многие выходили замуж в возрасте 35 лет или даже позднее.
89
С
Нет у нас и фактов, которые говорили бы о том, что брачные стратегии в северо-западной Европе складывались под воздействием контроля со стороны общины, так как в распоряжении последней имелись лишь крайне ограниченные средства для предотвращения браков. Например, в доиндустриальной Англии дети по достижении 21 года могли заключать брак без согласия родителей. Английские власти во многих местах пытались повысить брачный возраст, например, запрещая подмастерьям жениться и требуя от них сначала завершить длительный период ученичества (достигавший семи лет). Но, поскольку обучение начиналось в 14 лет, подобные меры не могут объяснить, почему мужчины женились так поздно — в среднем в 26–28 лет.
Священники и прихожане иногда также откровенно пытались помешать заключению браков, отказываясь зачитывать требовавшиеся по закону заявления о намерении жениться, оглашавшиеся за три недели до даты свадьбы, или проводить брачную церемонию [90] .
Но подобная тактика, в любом случае имевшая сомнительную законность как по каноническому, так и по обычному праву, способна была предотвратить или отсрочить относительно немногие браки, и то лишь в отдаленных сельских приходах. В таком большом городе, как Лондон, где к XVII веку проживало более полумиллиона человек — каждый десятый житель Англии, — такая тактика была бы тщетной. Ведь если пару отказывались венчать в местном приходе, всегда имелась дешевая и доступная альтернатива. В доиндустриальной Англии до 1753 года существовали свои эквиваленты свадебных часовен Лас-Вегаса.
90
Ingram, 1985, р. 145.
Таинственное и запутанное устройство церковной власти позволяло в ряде мест Лондона независимым священникам, жившим на гонорар, выплачиваемый им новобрачными, производить венчание без формального оглашения заявлений и публичной свадебной церемонии. Эти браки считались законными, если они не нарушали других церковных правил, связанных с супружеством. Самым популярным из таких мест была Флитская тюрьма и ее «округа» [91] . В 1694–1754 годах в среднем ежегодно заключалось по 4000 таких браков [92] . Поскольку в те же самые годы в Лондоне ежегодно происходило лишь по 6000 свадеб, то Флитская тюрьма служила основным поставщиком новобрачных. Из брачных документов следует, что во Флитскую тюрьму приезжали венчаться даже из ближайших к Лондону графств. В Лондоне существовали и другие центры брачной индустрии, такие как монетный двор Саутуарк и округа тюрьмы Кингс-Бенч. Таким образом, в Лондоне не существовало эффективного контроля за браками со стороны местных приходов. Тем не менее средний возраст вступающих в брак и доля холостого населения в Лондоне и его окрестностях были, по-видимому, ничуть не ниже, чем в отдаленных сельских регионах, где у общин имелось больше возможностей для неформального контроля.
91
«Округой» (rules) тюрьмы назывался район, окружавший тюремное здание, в котором позволялось селиться и по возможности заниматься своей обычной деятельностью тем заключенным, осужденным за долги, которые были в состоянии внести залог, достаточный для покрытия их долгов в случае бегства.
92
Тюрьму окружали здания, в которых священники содержали свадебные часовни и где новобрачные могли отпраздновать заключение своего союза: Brown, 1981.
Соответственно, наличие социального контроля нельзя признать правдоподобным объяснением поздних браков и их невысокой частоты до 1700 года. Определяющим элементом служил личный выбор. Но, как уже отмечалось, в основе такого выбора, вероятно, лежали иные факторы, нежели сознательный контроль за фертильностью.
РОЖДАЕМОСТЬ И ДОХОД
В среде специалистов по исторической демографии ведутся обширные дискуссии о том, что было главным механизмом мальтузианской эры, приводившим численность населения в соответствие с ресурсами, — изменение смертности или изменение рождаемости? Например, когда население становилось настолько большим, что доход сокращался, то снижалось ли население благодаря увеличению смертности или благодаря снижению фертильности? Мир, в котором численность населения изменялась путем изменения фертильности, почему-то представляется более «добрым и милосердным» мальтузианским миром, чем такой мир, в котором людей становится больше или меньше из-за изменения уровня смертности.