Прощение
Шрифт:
— Мне очень жаль. Я…
Она не знала, что сказать… как ответить. Он заговорил снова.
— Я много думал о вас… Вы на меня просто… как бы это сказать… нагоняете страху.
— Я?!
— Клянусь вам.
— Никогда не думала, — прошептала она.
— Но это в самом деле так. Вы лучше многих мужчин умеете работать. Умеете наладить дело. Вы и редактор, и музыкант, и…
Он замолчал.
— И что?.. — спросила она.
— И я хотел бы знать, что вы думаете обо мне.
Она ответила
— Я тоже боюсь вас…
Она опять замолчала, но он ничего не говорил, и она продолжала:
— Я тоже думаю о вас. Больше, наверное, чем сама хотела бы. Вы… вы, в общем, не тот человек, который… — Она остановилась.
— Который что? — спросил он. — Продолжайте.
— Который должен мне нравиться…
Ну, вот и все… Она сказала эти слова. Произнесла их…
Ей казалось, что жар ее щек можно было различить в темноте.
— А какой же я? Говорите.
Она не хотела, но слова сами вырвались из нее:
— Вы из тех, кто посещает публичные дома.
— Я не был у Розы с того вечера, когда мы встретились там.
— Но факт остается фактом. Вы бывали там… и с моей сестрой.
— Сара, я очень сожалею об этом, только ничего изменить нельзя.
— И я не могу изменить своего отношения к этому. Оно всегда будет между нами.
— Говорю вам, я не ходил туда больше! Спросите у своей сестры.
— Я потеряла сестру из-за таких, как вы.
— Нет! Не я причина, что она стала тем, нем стала!
— Говорите тише.
Он повторил, умерив тон:
— Не моя вина, что она сделалась проституткой.
— Но чья же? Чья?! Если бы только я могла понять!.. — Она опустила голову к коленям. Какое-то время одни лишь колокольные звуки наполняли темное пространство комнаты. Когда он коснулся ее наклоненной головы, она резко и испуганно выпрямилась: она не слышала, как он подошел к ней так близко.
— Вам нужно уйти, — прошептала она.
— Да, — согласился он. — Нужно… Я познал вашу сестру, как о том говорится в Библии, и теперь должен уйти. И какое имеет значение все, что мы чувствуем друг к другу?.. Все должно быть отброшено из-за того, что произошло еще до той поры, когда мы встретились. Так получается?
— Да, — ответила она.
Глаза ее были широко раскрыты, в горле стоял ком.
Схватив ее за руки, он поднял ее со стула.
— Это чушь, Сара! И вы сами знаете.
Он склонил голову, нашел ее губы. Они оставались сомкнутыми. Он подождал, не отстраняясь. Она не ответила на поцелуй.
— Я не тороплю вас, — прошептал он, поднимая голову. — Но не решайте сразу. Подумайте…
Он опять прижал свои губы к ее губам, опять водил по ним языком — осторожно, ласково, умело. Его не отталкивала ее инертность.
Она дрожала всем телом и крепче прижимала
Он снова поднял голову и, не отнимая рук от ее плеч, глядел в темноте в ее широко открытые глаза, словно пытаясь что-то отыскать в них.
Потом его руки скользнули вниз, удержались в изгибе ее бедер. Он еще крепче прижал ее тело к своему. Пауза перед тем, как он вновь наклонился к ее губам, похожа была на промежуток между вспышкой молнии и ударом грома.
Она сопротивлялась, упирая руки ему в грудь, откидывалась назад. После нескольких попыток он признал свою неудачу и отступил. Теперь они стояли на некотором отдалении, не сводя друг с друга глаз.
— Разве вы не хотите, чтобы вам было приятно? — произнес он, протягивая руку, касаясь ее волос возле виска, от чего дрожь пробежала по ее телу. — Зачем же тогда…
Он медленно наклонился, легко поцеловал ее веки, мочку уха, щеку, подбородок; затем снова — более настойчиво — коснулся губ. Она ощутила запах табака, шелковистость усов. Его руки слегка скользили по халату, со спины, и складки одежды чуть слышно касались ее ножи: как занавески — подоконника. Потом он с силой сжал ее в объятиях.
С возгласом отчаяния она поддалась, прильнула к нему, словно тонущий к кромке берега, высвободив руки, но не выпуская из них одеяла и как бы накрывая им обоих. Тепло их тел, сами тела слились в одно. Они застыли в неподвижности, словно статуи, только сердца были живы и бешено колотились.
Никогда она не знала, даже не думала, что если вот так близко стоишь с другим человеком, то все, во что раньше верила, может сразу куда-то исчезнуть, улетучиться. В ее душе снова рождался крик — робкий, испуганный, полный трепета. Крик попавшего в ловушку.
Из-за окна донесся умирающий звук колоколов. Казалось, что звенит ее тело, которое сейчас так обнимал Ноа Кемпбелл.
Она высвободила рот.
— Ноа… — Глаза ее были закрыты. — Нам не надо так… Это очень плохо.
— Это человеческая природа, Сара, — настаивал он. — Так повелось у мужчин и у женщин выяснять, что они думают друг о друге.
— Но… но вам пора идти. — Голос ее был совсем еле слышен.
Он стал целовать ее шею. Его дыхание согревало ей грудь сквозь плотную фланель халата.
— Перестаньте! О… прошу вас… Я не могу… — шептала она, упираясь ему в плечи, пытаясь оттолкнуть.
Одеяло вырвалось из ее рук, упало на пол. Она сжала в кулаках складки его рубашки, отстранила его. По ее щекам текли слезы.
— Я не Аделаида! — выкрикнула она. — И не буду такой, как она… И как моя мать — тоже!.. Пожалуйста, Ноа, не надо…
Он застыл на месте. Его руки еще прикасались к ее телу, но в них не было ни силы, ни настойчивости.
— Пожалуйста… — повторила она шепотом.