Прошка Лебеда и жезл некроманта
Шрифт:
— А ты по чем знаешь? — удивился Евкарпий. — Не уж то в лесу был?
— Был, — кивнул довольный собой Прошка. Внезапно оказалось, что здесь в чужом мире он знает о чем-то больше местных. Это было приятно.
Когда войско тронулось, конюхи синхронно повернулись спиной к дружинникам и собрались уже вернуться в помещение, чтобы отдохнуть, когда…
Что-то заржало. Гикнуло, крикнуло. Раздался грохот, затем отборный мат. Конюхи обернулись и ахнули. Боевой конь воеводы стоял гол, как сокол, а его хозяин выл, катаясь по земле. Ногу
— Кто? Какая тварь моего Сигизмунда обряжала?
Без зазрения совести Евкарпий указал пальцем на Прошку и отошел в сторону.
— Взять! Взять его! — пара дружинников, которые еще не успели далеко уйти, спрыгнули со своих скакунов. Гремя доспехами, подбежали к Прошке и схватили того за локти. Стало больно. Очень больно. А еще очень страшно!
— Ква! — выдал откуда-то слева грустный Евкарпий. — Опять без напарника остался.
Глава 7
Приговор привести в исполнение
Остаток дня и всю следующую ночь Прошка провел в темнице. Правда там оказалось не многим хуже, чем в конюшне. Были свои плюсы. Жратву, например, приносили. Не надо было переться в общагу. Да и нары мало чем отличались от тех, что выделили ему пару дней назад во владениях незабвенной Марьяны. А уж сеновал Евкарпия и вовсе превосходили удобством в разы. Разве что свету было меньше. А откуда ему взяться? Одно слово — «темница». Под землей вырыли.
Утром следующего дня по ту сторону двери зашуршали. В специально оборудованное окошко сунули очередную миску с кашей. Точно с такой же, как была там… В столовой. Правда к ней полагалась еще чарка воды. Оно и понятно. Заключенные к роднику протопать не могли. Засовы мешали.
— Прошка, ты?
Знакомый голос по ту сторону двери заставил заключенного воодушевиться. Он принадлежал дружиннику Яшке. Тому самому, который был обязан своей жизнью некроманту и его зажигалке.
— Я! — поспешил отозваться Прошка. — Дружище, вытащи меня отсюда.
— Эх, Прошка, Прошка! — в голосе дружинника зазвучали грустные нотки. — Я бы и рад, да не могу. Кто я? И кто воевода! Это он приказал тебя сюда… А я так. В наряд напросился, чтобы голос твой услышать, да спросить, как ты? Истосковался?
— Не то чтобы… — честно признался Прошка. В этом мире сутки безделия в горизонтальном положении наказанием не казались. — Ты мне скажи, что будет со мной?
— Это суд решит, — произнес Яшка и замолчал.
— Какой такой суд? Эй, Яшка…
Показалось, что дружинник ушел, но через мгновение он снова подал голос:
— Высший. Тройка. Батюшка-царь, брат-воевода, да отец-инквизитор. Так нечасто бывает. Разве что, когда на жизнь и здоровье государственных людей посягают…
— Я не посягал… — оборвал дружинника обеспокоенный Прошка. Перспектива оказаться государственным преступником как-то не вдохновляла. Тем более, что здесь, как ему было
— Друг, — обратился заключенный к Яшке. — Может ты мне побег организуешь? Была, не была. А?
— Да не могу я, — отозвался через дверь дружинник. — Субординация, присяга. Да и куда бежать то? В лес?
Действительно. Бежать было некуда.
— А что тогда делать?
— Жди! — буркнул Яшка. — Главное не ерепенься. Тогда обойдется может. Некромант специальность нужная и редкая. Глядишь, на костре не спалят.
Звучало не очень обнадеживающе. Похоже, Яшка сам не до конца верил в то, что говорил.
— Держись! — кинул на прощание дружинник, и исчез.
После такой душеспасительной беседы аппетит у Прошки пропал. Мысль о том, что эта безвкусная смесь из бздычки, знать бы еще что это такое, может оказаться последней в жизни, давила, мотала, гнула. Часа через два за ним пришли. Двое. Молчаливые, одинаковые, закованные в сталь. Был ли среди них Яшка так и осталось загадкой. Весь путь до царского терема они прошли в тишине. Тем паче, что Прошке, для порядка, сунули в рот тот самый волчеглист. Палку с завязками. Да руки за спиной стянули, чтобы не баловал.
Через высокие украшенные чудными узорами ворота завели в царский терем. Затем провели по нарядному коридору с изысканными кованными канделябрами и торчащими из стен держалками для факелов в форме лебедей. Втолкнули в небольшое помещение на первом этаже. Там за столом, уставленным всевозможными яствами, восседали судьи. Слева сам воевода. Не такой хмурый, как утром. Даже румяный. Похоже из-за кубка, зажатого в правой руке. Вояка энергично работал челюстями, время от времени вливая в себя очередную порцию чего-то красного, никак не похожего на воду.
Далее, Прошка не сразу понял, что это не живой человек, находилось изваяние, похоже, батюшки-царя, в натуральную величину, еще и раскрашенное красками так искусно, что, если бы не замерший, направленный в одну точку взгляд, да аномальная неподвижность, недоступная даже индийским йогам, его вполне можно было принять за живого человека. Что не говори, а мужчина он был симпатичный. Величественный. Не старый еще. С умным лицом, ясным взглядом. Хотя… Стоило ли доверять скульптуре? На службе у монархов искусство во все времена становилось более мягким и податливым.
Взгляд Прошки скользнул еще правее и… Вздох облегчения вырвался из груди. Там, в своем черном балахоне сидел, внимательно рассматривая подсудимого, так, как будто видел его в первый раз, никто иной, как отец-инквизитор. Взывая о помощи, Прошка замычал, за что сразу получил от одного из дружинников тычок между лопаток. Володя, вот уж мастерство, так мастерство, совершил едва заметное движение левой бровью, которое было однозначно истолковано подсудимым, как «Не пались, дурак. Все будет хорошо».