Прошу, останься

Elle Vina

Ник без всяких угрызений совести сорвал их со школьного шкафчика и отбросил на пол, чтобы без препятствий добраться до своих книг.

– Эй, Чейз, – послышалось у него за спиной, – тебе ведь даже с костюмом не надо париться. Просто разденься и все, – вслед за противным голосом последовал не менее противный смех.

Он с силой захлопнул шкафчик, сжал кулаки и, развернувшись, уставился на одноклассника, задрав голову вверх. Он вообще на всех смотрел снизу вверх, причем в буквальном смысле: для своего возраста он был довольно маленьким и худым.

– Ой-ой, вы только гляньте на него, – Питер подошел вплотную и схватил

его за грудки. – Силенок то хватит? – показывая свой хищный оскал.

Он подготовился нанести первый удар. Сейчас ему было все равно, что силы не равны (впрочем, как и всегда): Ник видел только способ вымещения злости. Хотя ему самому достанется сильнее. Плевать, физическая боль отвлекала его, заставляла чувствовать себя живым. Просто заставляла чувствовать.

– Что с тобой случилось, уродец? – показался из-за спины Питера второй-придурок-Мэтт с любопытным выжидающим взглядом, будто Ник сейчас возьмет да и расскажет им все. За чашечкой чая, ага. Этого они ждут после того, как стащили его одежду, когда он принимал душ после физкультуры? А потом подбрасывали его лохмотья друг другу, пока он бегал между ними, обернутый в одно полотенце, в то время как остальные ребята из класса разглядывали его и тихо перешептывались. И все это то ли ради того, чтобы узнать, где начинаются уродливые шрамы, пересекающие его правую щеку, то ли просто потому, что в подобных местах принято искать неудачников, над которыми все будут насмехаться. И Ник стал этим козлом отпущения из-за наличия отметин, которые никак не укроешь от чужих глаз, и положения в социальной иерархии, которое выдавала его потрепанная одежда и изношенные книги.

– Оставьте его, – голос Киллина прозвучал как обычно невозмутимо и слегка надменно. Он стоял, лениво оперевшись на противоположную стену и засунув руки в карманы брюк. Его поза была расслабленной, от него исходило привычное спокойствие, лицо же не выражало никаких эмоций. Полная противоположность Ника. И если с ним не общались потому, что он был эдаким отбросом общества, Киллиан же сам не подпускал к себе людей.

– Да что ты в нем нашел, Ландре? – нахальства в голосе Питера поубавилось в несколько раз. А вопрос он задал, между прочим, весьма актуальный. Ник размышлял об этом последние два месяца. Видимо, у богатых свои причуды. – Водишься со всяким сбродом.

– Разве? – Киллиан неспешной походкой приблизился к ним и так же неспеша перевел взгляд с Мэтта на Питера. – Я с вами вроде как и не общаюсь.

Двое недообидчиков, посовещавшись на ментальном уровне, решили промолчать и скрылись из коридора еще до того, как прозвенел звонок на урок.

– Не стоило, – бросил Ник и снова полез в шкафчик.

– Что-то потерял? – Ландре прислонился головой к соседнему шкафчику, наблюдая, как он переворачивает все верх дном в своем.

– Не могу найти тетрадь с записями по английскому.

– Может, выронил на прошлом уроке?

"Когда тебя якобы случайно толкнули и ты распластался на полу со всеми вещами", – опустил лишние подробности Киллиан.

– Может, – Ник развернулся и зашагал в кабинет математики. Прозвенел звонок, и он ускорил шаги. Киллиан быстро поравнялся с ним. – Нам сейчас надо в другую сторону.

– Знаю.

– Не обязательно идти со мной.

– Ага.

– И заступаться за меня.

– Да.

– Тогда

зачем ты это делаешь? – он остановился перед дверью и развернулся лицом к Киллиану.

– Мы ведь друзья. Или нет? – добавил тот после недолгого молчания, чуть прищурив глаза. Ник неопределенно пожал плечами. У него раньше не было друзей. Хотя нет, мама была ему другом.

– Тоже хочешь спросить про шрамы? – он толкнул спиной дверь и зашел в пустой класс.

– Не спорю, мне интересно.

– Тогда будь готов поделиться со своими секретами, – тут же перевел стрелки Ник. По лицу Ландре пробежала тень. – Вот ты и ответил на свой вопрос.

– Если я не хочу что-то тебе рассказывать, это не значит, что я не хочу дружить с тобой.

– А я хочу знать, с кем общаюсь. Не каждый день встретишь человека, желающего смерти собственным родителям.

"Вот бы и моя тоже", – услышал он от Киллиана после того, как признался, что его мама умерла. Что такого должно произойти, чтобы говорить подобное? Он бы все отдал, чтобы вернуть свою маму, а тут такое…

– Я расскажу, если ты расскажешь про свои шрамы.

– Ну уж нет, я на это не поведусь. Не у тебя одного проблемы с доверием, – вспомнив, зачем он сюда пришел, Ник, наконец, отошел от двери и прошелся вдоль парт, осматривая пол в поисках тетради. Пропажа нашлась довольно быстро.

– Раньше у меня не было друзей.

Какое совпадение. Стоп, что? Ник слишком резко поднял голову и ударился о край парты, выронив при этом тетрадь.

– Но кому-то надо пойти навстречу. Прояви инициативу, – предложил Ник, потирая ушибленный затылок. – Я умею хранить секреты, – уже более серьезно.

Киллиан заговорил не сразу. Было видно, с каким трудом он выдавливает из себя слова. Всегда расправленные плечи ссутулились, а взгляд приковался к полу. За пару минут монолога на его лице отразилось больше эмоций, чем за прошедшие два месяца. Ник сразу понял, что он впервые решился на подобное откровение.

– Место, в котором я живу, язык не поворачивается назвать домом. Отца вижу только по выходным, он все время пропадает на работе. Из-за этой самой работы мы и переехали в Нью-Йорк, до этого жили в Марселе.

А моя мать… она всегда мне все запрещает. Не разговаривай за столом, не повышай голос, не сутулься, не мни свою одежду, не опаздывай, не ешь в своей комнате, не упрямься, не общайся с людьми ниже твоего статуса, не порть свою сестру, не заставляй меня краснеть, не позорь меня. Она не отпускала меня гулять, сама выбирала, как и с кем проводить мне время. Я даже в школу не ходил, был на домашнем обучении.

Я стал сбегать из дома, просто чтобы посмотреть, как живут другие люди, и очень скоро начал брать с собой Вивьен. Это моя сестра, она младше меня на два года. Мы гуляли по паркам, катались на аттракционах, ходили в кино и в кафе. Когда мама поняла, что меня наказывать без толку, она перешла на Вивьен: ее запирали в комнате на целый день, оставляли без ужина, а прислуга по просьбе матери игнорировала все ее просьбы. Она нашла идеальный способ, чтобы меня контролировать. После этого мы с Вивьен начали общаться все меньше и меньше, пока не стали ограничиваться сухими "доброе утро" и "спокойной ночи". Конечно же, во всем произошедшем она винит меня. Мать оказывает на нее очень сильное влияние. Уверен, она мечтает стать такой же.