Просроченная виза
Шрифт:
– Где Татьяна? – сразу спросил Шацкий.
– На работе. Где ж ей быть? А ночью? Ей было предоставлено отдельное охраняемое помещение, нельзя ж было здесь одной оставаться. Как вы считаете?
– Ну… в общем, да. Вы разрешите мне позвонить?
– Чудак, это же ваш дом. Звоните, проверяйте. А сейчас сюда приедут мои специалисты: эксперт-криминалист и замначальника второго отдела, и вы нам все подробно расскажете. Все, начиная с ваших взаимоотношений с Силиным и его фирмой. А пока пишите заявление на мое имя. Проведем официальное расследование. Самодеятельность здесь недопустима.
– Вы считаете, что это необходимо? Что здесь имеется какая-то связь?
– А вы не улавливаете?
– Благодарю, я позвоню из коридора.
Грязнов хмыкнул и пожал плечами. К этому деятелю, кажется, начало возвращаться его твердолобое упрямство. «Красавец мужчина» по совершенно непонятным причинам обретал спокойствие, а вместе с ним и снисходительную наглость, свойственную людям такого плана. Или он полагал, что все окружающие просто обязаны о нем заботиться и его защищать? В принципе самомнение подобного рода легко разрушается, для этого надо просто приложить его пару раз мордой об стол и популярно объяснить, кто он есть на самом деле. Но не генералу же этим заниматься!
Вячеслав Иванович не слышал телефонного разговора Шацкого с женой, хотя и мог предположить его тональность. Видно, Татьяна сказала-таки нечто такое, отчего супруг явно сник. Вернулся он, во всяком случае, менее воинственным даже внешне. Молча поставил чайник на газ, полез в шкаф доставать чашки.
– Поскольку вопросов ко мне у вас, как я вижу, нет, позвольте начать мне. Итак, если вы твердо рассчитываете получить от нас какую-то помощь, вы должны мне все честно и подробно рассказать. Под протокол. После чего я смог бы дать вам полезные советы. То, что вы не стали сегодня жертвой киллера, чистая случайность. Попытки убрать вас обязательно повторятся. Чтобы помочь вам избежать опасности, я должен твердо знать, в какую игру вы влезли. С кем. Насколько она серьезна. Поэтому давайте не будем терять времени. Начинайте от печки. Чем занимается ваша фирма и давно ли она существует?…
Шацкий, конечно, врал. Не внаглую, не откровенно, нет, он, как грамотный юрист, четко видел разницу между только задуманным и уже совершенным преступлением. А еще он отлично знал, что в нынешней экономической ситуации с налоговым беспределом и бандитскими подходами к вопросам партнерства ни одно серьезное и крупное дело не может обходиться без множества мелких и часто вовсе не значительных нарушений закона. Что в конце концов можно понять. И не судить строго. К их числу он относил и свои коммерческие отношения с Силиным и его фирмой. И будь сейчас жив Ефим Анатольевич, никаких проблем и не возникало бы. Но вышло так, что в связи с убийством свояка и сам Шацкий вдруг оказался как бы насильно втянутым в уголовные разборки. А киллер на лестнице – определенное указание на то, что люди, захватившие силинскую фирму, не намерены ни с кем делиться баснословными доходами от торговли конфискованным алкоголем. Вот, собственно, вокруг этого и крутились все объяснения Ивана Игнатьевича. От дел собственной фирмы он мягко уклонялся. И чем настойчивее это делал, тем большие сомнения вызывал у Грязнова. И его уже откровенные подозрения усугубили сведения о том, что новым владельцем «Алко-сервиса» является сын банкира Авдеева, с папашей же ведет свои основные операции «Контакт», принадлежащий Шацкому. Вот где собака зарыта!
Скупые показания Ивана Игнатьевича были нарушены прибытием сотрудников Грязнова. Шацкому пришлось выборочно повторить все то, что касалось конкретного покушения, а затем исчезновения трупа. На этот раз Саватеев вел протокол его показаний. После чего Иосиф Ильич Разумовский, стареющая
Разумовский подтвердил наличие на лестничной площадке пятен, похожих на засохшую кровь, и следы, вероятно, волочения трупа. Словом, картинка теперь рисовалась более или менее отчетливо.
Автомобильными сигналами Шацкого вызвали из квартиры. На лестнице его ожидал киллер, который явно не сориентировался по ходу операции и был убит. Затем его подельники, ожидавшие, скорее всего, в том самом БМВ, обеспокоенные, поднялись в подъезд и сочли за лучшее поскорее увезти труп. Вероятно, о немедленном повторении покушения речи уже не шло.
Поведение же самого Шацкого подпадало под действие статьи тридцать девятой Уголовного кодекса – «Крайняя необходимость» – как действия, совершенные для устранения опасности, непосредственно угрожающей личности. Так как эта опасность не могла быть устранена иными средствами и при этом не было допущено превышения пределов крайней необходимости, такие действия не являются преступлением.
И Шацкий знал об этом, а Грязнов подтвердил. Но тем не менее настойчиво посоветовал не дожидаться продолжения начатого, а сразу же, и чем скорее, тем лучше, обратиться в прокуратуру.
– Со своей стороны могу вам поспособствовать в этом вопросе, – заверил Грязнов. – Полагаю, вам будет что рассказать. И в чем искренне покаяться.
– Вы действительно так думаете? – неожиданно с легкой насмешкой возразил Шацкий. Что это – опять всплески спеси?
– Я просто уверен в этом. Смотрите не опоздайте, вы же юрист, законы вам известны.
– Может, вы и правы, – помрачнел Шацкий. – А с кем, по-вашему, я мог бы встретиться?
– Ну, ни генерального прокурора, ни исполняющего его обязанности я вам предоставить не могу, но, в порядке исключения, готов попросить заместителя генерального по следствию Константина Дмитриевича Меркулова. Если устроит. Однако… заранее предупреждаю: никакие лукавства или недоговоренности там не пройдут.
Шацкий долго молчал, раздумывая, потом сказал совершенно нормальным тоном – без гонора и выпендрежа:
– Буду вам очень признателен, Вячеслав Иванович. Помогите.
– Договорились. Сейчас подъедут мастера и заменят вам дверь. Когда все здесь закончите, позвоните мне на службу. А я тем временем постараюсь договориться, чтобы вас приняли.
– Это хорошо, что ты мне позвонил, Вячеслав, – сказал Меркулов. – Я сам хотел с тобой поговорить. Послушай, что это за история с убийством в Подольском районе? Говорят, ты в курсе.
– А почему она тебя волнует? Обычное дело. Ведет областная прокуратура.
– Ребята, вы у меня, я вижу, совсем распоясались! Если я спрашиваю, значит, у меня есть к тому все основания!
– Не обижайся, Костя, не имел ни малейшего желания тебя обидеть или, не дай бог, понизить в звании и должности. Я просто к тому, что дело это раскручивается в обычном порядке, ничего экстраординарного. По существу? Замочили водочного монополиста, заменили руководство, теперь все сидят в Бутырках, дело у «важняка» Платонова. Я в курсе дела потому, что оно некоторым образом связано с семьей моей сотрудницы. Саня, между прочим, тоже в курсе. Устраивает такая информация? В общих чертах.