Прости, я тебе изменил
Шрифт:
Если бы не та пропасть, я бы смогла разделить с ним всю радость здесь и сейчас. Я бы не побоялась показать свои слезы счастья, вызванные трогательным моментом их первой встречи. Однако мне приходилось держать в себе все те эмоции, которые едва ли не разрывали меня на куски.
Я не знала, как можно было расценивать нынешнее состояние Макара.
Я совершенно потерялась в своих мыслях. В этом буйстве различных чувств, среди которых было место и противоречивым эмоциям. Доминирующими над всеми другими светлыми эмоциями. Они не давали мне
— Да, я понимаю, — охрипши ответил Макар, по-прежнему разглядывая Глеба завороженным взглядом. Будто малыш представлял собой редчайший музейный экспонат. Они оба уставились друг на друга так, словно устанавливали связь, понятную только им двоим. — Я хочу принимать участие в жизни своего сына. Я хочу видеть, как он будет расти.
— Хотеть мало, — подметила мама. — Ты должен понимать, что с этим решением тебе придется идти всю свою жизнь. Даже, когда у тебя появится семья и другие дети, ты не должен забывать о своем решении.
Невольно всхлипнув, я спиной откинулась на стену и в отчаянии сомкнула веки.
Семья... Другие дети... Боже, об этом я вообще не задумывалась.
А мама одной фразой вскрыла воспаленный нарыв.
— Подумай, справишься ли ты? — продолжила мама. — Сможешь ли ты стать отцом своему сыну? Потому что, если ты не уверен в себе, не стоит и начинать. Ребенок — это не забава, Макар. Отцовство — не игра. Попытка у тебя будет всего одна.
— Мария Владимировна, я никогда не был настолько уверен в себе, как сегодня. Если у меня в запасе имеется одна попытка, я ни за что ее не провалю. Я сделаю все, что от меня требуется. Даю слово, — заверил он, растопив ее сердечко, и перевел на меня проникновенный взгляд. От него прожилки завибрировали. — Аль, могу пообещать, что Глеб не разочаруется во мне. Мне дан последний шанс на обретение смысла жизни. Глупо его упускать. Да, я понимаю, назад ничего не вернуть, ошибки не исправить. Вряд ли я заслуживаю твоего прощения, и...
— Ты прав, не заслуживаешь ты прощения, — оборвала я Макара, но это нисколько не сбило его с мысли, он был словно запрограммирован.
— Я это осознаю, и не пытаюсь как-то оспорить, — отчеканил он и тотчас нахмурился. Огонь в его глазах погас, словно невидимая волна потушила разгорающееся пламя, — Но не лишай меня возможности видеться с Глебом. Не лишай меня последнего шанса. Я имею право стать частью его жизни вне зависимости от того, насколько сильно ты меня презираешь.
Мне тошно.
Очевидно, он думает, что после всех этих слов я должна оттаять и душой, и сердцем.
— Макар, — прочистила я горло от хрипоты, а мама воспользовалась возникшей заминкой:
— Ну вот и славно! — отозвалась она припеваючи и встала между мной и Макаром. — Подержать сына хочешь?
— Спрашиваете! Конечно, хочу, если позволите, — расплылся Макар в лучистой улыбке.
Присмотрелась к нему и зависла снова.
В выражении его лица
С отвисшей челюстью, я наблюдала за тем, как волнение его усилилось, стоило ему взять сына на руки. Так аккуратно, будто он был сделан из ультратонкого стекла. Громов прижал его к груди, носом в волосах зарылся, а потом нашел меня взглядом и едва заметно улыбнулся. Он точно безмолвно благодарил меня за что-то.
Меня пробрало до мурашек. Забеспокоилась, тогда как Макара уже отпустило волнение. На его место пришло облегчение.
А потом тяжелая волна беспокойства отступила, скатываясь по телу вниз вслед за мурашками.
— Здравствуй, малыш, — произнес Макар. — Ты не представляешь, как я рад нашему знакомству.
Неожиданно для самой себя я громко цыкнула. Понятия не имею, что нашло на меня.
Мама насупилась, схватила меня за руку, отвела в комнату и буквально прижала к стене.
— Да не будь ты такой брюзгой. Для него все это в новинку. Дай ему хотя бы свыкнуться с ролью отца, — отчитала она меня и тут же побежала обратно в коридор.
С ролью отца... Боюсь, он не потянет эту роль.
Я слышала, как мама предложила Макару пройти в кухню, но прежде он зачем-то выходил на площадку.
Пока они разговаривали по душам, попивая чаек, я неподвижно сидела в кресле. Размышляла, прислушиваясь к их голосам, к непонятным жужжаниям и гудениям, к звонкому балаканью сына, и бросалась от одной крайности к другой. То я хотела немедленно прогнать Макара, то выйти и присоединиться к их задушевной беседе.
— Макар, я не уверена, — шепталась мама. — Лучше тебе повременить с этим.
— Она может уехать, исчезнуть? — спросил Макар так же шепотом.
— Поверь, еще как может. Мы через это уже проходили.
Не понимала я маму.
Чего это она проявила к нему сострадание? Советы ему давала, как хорошему знакомому...
Он ведь даже не сделал ничего для того, чтобы мы его впустили в свой дом. Палец о палец не ударил для того, чтобы мы разрешили ему настолько приблизиться к Глебу...
Ладно, Глеб пока мало чего понимает, но он ведь может и привязаться к Макару. А что, если однажды он нарушит свое обещание? Что, если однажды он просто не придет, а Глеб будет его ждать... Надеяться, что эта встреча была не последней.
Веры такому ветреному человеку нет. Ей неоткуда взяться. И как бы мама меня не переубеждала, я останусь при своем мнении.
— Аль, можно тебя на минутку? — сказал Макар, неожиданно появившись в дверном проеме.
Он по-прежнему тискал Глеба, не выпуская его из рук.
Я встрепенулась, тряхнула головой, избавляясь от дурных мыслей.
— Ну давай я заберу внучка, а вы пока поговорите, — вмешалась мама, забирая Глеба. — Попрощайся с папой.
Глеб разулыбался, неуклюже махая Макару рукой. Громов потянулся к нему, чмокнул его в макушку.