Прости, я тебе изменил
Шрифт:
— Это я к чему... а что, если Глеб был зачат в лифте? — предположил Макар в шуточной манере, отчего я выпала в осадок. И краска с новой силой прилила к лицу и шее.
— Божечки, — в неловкости я сомкнула веки, запрятала лицо в ладонях. И не смогла сдержать рвущийся наружу нервный смешок. — А ведь это вполне возможно.
Внезапно Макар прибавил громкость и... как запел. Прям как тогда. В лифте.
Это было все так же ужасно, но Макару и сейчас удалось меня отвлечь...
И я ведь практически забыла о том,
— Ну помоги мне, Аль, я один не тяну, — упрашивал он меня, дурачась за рулем.
Но как бы мне ни хотелось подключиться к нему, я непреклонно держала свой рот на замке.
Не могла подчиниться ему даже в такой мелочи.
Разве что я наблюдала за ним украдкой. За его движущимися губами, на которых играла улыбка. За его взглядом, наполненным живым блеском. За его пальцами, отбивающими ритм музыки. Завороженно. Будто находясь под гипнотическим воздействием. И в какой-то миг мне действительно показалось, что я провалилась в прошлое. В то время, где единственной моей проблемой был поднятый стульчак.
Нет, нельзя предаваться игре воображения. В ней нет правил и нет победителей. Есть только проигравшие. Это может затянуть. Одурачить.
Я тряхнула головой, прогоняя прочь неуместные мысли. Избавляясь от наваждения.
— Макар, а как так получилось, что ты возобновил общение с Дмитрием Борисовичем? Ты его простил? — спросила я, вновь принимая серьезный вид.
С лица Макара резко стерлась улыбка. Он крутанул регулятор громкости, убавив звук.
— Да вот как-то получилось, — ответил он так, словно сам был удивлен такому исходу. — Отец следил за моим участием в тестах Гран-при. В иностранных новостях как-то разузнал об аварии. Посчитал, что со мной что-то серьезное случилось, и приехал, но, как оказалось, зря он проделал такой путь. Все со мной было нормально. Так потихоньку и начали общаться.
Авария?
Столько времени уже прошло, а я ведь даже толком ничего не узнала о Макаре.
— Что за авария? — пробормотала с настороженностью, ощутив участившуюся пульсацию в висках.
— Да обычное дело. Говорю же, ничего серьезного, — отделался он общими фразами и крепче стиснул руль пальцами. Очевидно, Макар не желал об этом распространяться.
— А где... Где ты был эти два года?
— Да много где. А так большую часть времени я провел в Израиле, — не внес он никакой ясности.
Израиль...
Весьма странный выбор, учитывая тот факт, что Макара всегда тянуло в сторону Азии.
Филиппины, Индонезия, Таиланд. Израиля в этом списке точно никогда не было.
— Ты все еще участвуешь в гонках? — следом спросила я, предположив, что его выбор мог быть связан с ними.
— Уже не участвую. Я завязал с автоспортом. Окончательно, — отреагировал как-то неохотно, вынужденно.
И вновь он удивил меня.
Прежний Макар ни за что не оставил бы
Макар, которого я знала, жил не от вечеринки к вечеринке, а от заезда к заезду.
— А почему ты завязал? — выдохнула я растерянно.
— Потерял чувствительность в левой стопе. Не мог выжимать сцепление.
Так вот чем обусловлены эти перемены. Вот, почему Макар пересел на автоматическую коробку передач.
— Это последствия аварии? Надеюсь, ничего серьезного?
— Нет, — улыбнулся Макар, встретившись со мной теплым взглядом. — Но мне приятно, что ты волнуешься.
— Поэтому ты хромаешь? — предположила я, вспомнив наш поход в зоопарк.
Макар посмотрел на меня с прищуром и предпочел уйти от прямого ответа:
— А что, так сильно заметно?
— Не сильно, но заметно, — заторможенно вымолвила.
— Немного побаливает еще, но скоро уже пройдет, — ответил он бодро, и прозвучало это весьма обнадеживающе.
Как бы я ни относилась к нему, я за него волновалась.
Всё-таки он отец моего ребенка. И хотелось бы видеть его здоровым и полным сил.
Ох. Что-то меня понесло...
Вскоре мы приехали к больнице.
Макар оставил люк чуть приоткрытым, поскольку Обеликса пришлось держать в машине. У администраторской нас уже ждали, поэтому сразу же проводили к палате, где лежал Дмитрий Борисович.
А затем я вновь включила "заднюю", и Макару пришлось уговаривать меня.
— Нет, Макар, вам надо поговорить наедине, — отнекивалась я, мотая головой из стороны в сторону.
— Ты войдешь со мной. Либо вместе, либо никак — выбор за тобой! — буквально напирал он, накрывая ладонями мои плечи, сжимая их и буравя меня пытливым взглядом.
И я сдалась под натиском, за что он наградил меня благодарной улыбкой.
Макар постучался в дверь, распахнул ее и я вошла в палату вслед за ним.
— Ну надо же. А я уж думал, не доживу, — хрипящим голосом произнес Дмитрий Борисович, заприметив нас в дверях.
Глава 24. Поздно...
— Как же здорово, что ты пришел. Да еще и не один, — с уставшей улыбкой на потрескавшихся губах произнес отец Макара и переглянулся со мной. — Это добрый знак. Должен быть добрым.
— Очень на это надеюсь, — отозвался Макар, возвышаясь над больничной койкой и включая подсветку над ней.
Неяркую, тем не менее теперь мне удалось получше рассмотреть моего бывшего начальника... Деда моего ребенка.
Дмитрий Борисович выглядел очень плохо. За то время, что я его не видела, он сильно изменился. Как сказал Макар — сдал.
Он осунулся, существенно потеряв в весе. Кожа его приобрела землистый оттенок. Ввалившиеся щеки обросли седой щетиной. Под потускневшими глазами с поникшими уголками проявлялись темные круги.