Прости за любовь
Шрифт:
— Бандитское прошлое. Дурка. Пистолет. Иногда мне кажется, что я совсем тебя не знаю.
— Есть вещи, о которых стоит помалкивать. Догоняешь о чём я, Младший?
— Шила в мешке не утаишь.
— Но попытаться-то можно?
— Понятно всё, — закатываю глаза.
— Да ни черта тебе не понятно. Будут свои дети, тогда поговорим, — выходит из тачки.
— Ты хоть надёжно его прячешь? — тоже выбираюсь из салона. — А если Сонька, не дай Бог, найдёт?
— Я, по-твоему,
Идём по направлению к зданию вокзала.
— Он жив-то хоть? — осведомляюсь, пока есть возможность.
Мы с Вебер вышли из квартиры первыми. Батя — несколько минут спустя.
— К сожалению.
— Ты что-то ему прострелил?
— Нет. Сломал пару костей. Пусть отдохнёт немного на больничной койке.
Киваю.
Таким раскладом я доволен. Этот урод заслужил.
— На девчонку не злись.
— Сам как-нибудь разберусь.
— И вообще, присмотрись к ней, Кучерявый, — заряжает неожиданно.
— Чё? — поворачиваюсь, широко распахнув глаза.
— Чего таращишься? Красивая, неглупая, а главное, была рядом в самый тяжёлый для тебя период. Лично для меня, это — показатель.
— Мы с Илоной просто дружим.
— Дружба между мужчиной и женщиной невозможна, Малой.
— Возможна.
— Спорим, нет? — ухмыляется.
— Ну наконец-то! — матушка спешит к нам. — Мы немножко опаздываем. Всё хорошо?
— Да, родная.
Отец обнимает её и, прижимая к себе, целует в висок.
Подхожу к друзьям.
Горький держит на руках Петю. Полусонный годовалый малец трогает пальчиками разрисованную чернилами кожу шеи.
— Ему тоже не нравятся твои татуировки.
— А по-моему, наоборот.
— Уронишь. Нормально придерживай его за спину, — по обыкновению, ворчит Милана.
— Чушь не неси. Я умею держать детей. Соню сколько нянчил.
Сестра закатывает глаза в свойственной всем Абрамовым манере.
— А я их боюсь, — признаётся Чиж.
— Ещё один. Свободного тоже лютой паникой при виде детей накрывает.
— Ребята, нам нужно поторопиться. Поезд вот-вот будет.
— Ну так погнали.
Суетимся. Подхватываем сумки. Всей толпой движемся к центральным дверям здания вокзала. Там друг за другом проходим через рамку и направляемся к выходу на платформы.
— Как понять, какая у нас?
— Щас объявят.
— Паспорта все взяли? Приготовьте вместе с билетами, — командует матушка.
— Блин-блинский!
Чиж трясущимися руками роется в сумке. Ищет документ, выпотрошив почти всё её содержимое на асфальт.
— Посмотри по карманам, — советую я.
— Точняк! Вот он!
— И эти люди едут покорять Москву, — качает головой
— Внимание пассажирам! Скорый поезд Сочи-Москва прибывает на третий путь, — раздаётся из уличного динамика.
— Правильно стоим.
— Номер вагона посмотрите.
— А где смотреть? — хмурится Чиж.
Чувствую, как меня крепко стискивают за ноги.
Сонька.
Дулась на меня весь вечер, но сейчас вцепилась так, словно не хочет отпускать.
— Иди сюда, — присаживаюсь. Потому что поднять её на руки сейчас не смогу из-за проблем с шеей и спиной. — Обижаешься на меня?
— Немножко, — шепчет она в ответ, намертво стиснув вышеупомянутую шею.
— Буду скучать, Джеки Чан.
— Сильнее всего за мной? — губки бантиком целуют мою скулу.
— Само собой, — отклоняюсь назад и вытираю слёзы, которые катятся по раскрасневшимся щекам младшей сестры. — Завязывай сырость разводить. Тебе не идёт.
— Угу.
— Предкам сильно нервы не трепи. Чуток для тонуса. Лады?
— Как получится, — шмыгает носом.
— Сонь…
— Я постараюсь, — вздохнув, выжимает из себя обещание.
Мимо нас проносится гудящий поезд.
— Так какой вагон?
— Девятый.
— Купе?
— Плацкарт.
— Ой олени… — отец в шоке.
— Зато им будет весело. Так, считаем. Это третий.
И снова все на суете. За исключением Паши и Миланы. Эти двое даже на фоне грохота состава умудряются ругаться.
— Харэ уже, Мила.
— Я говорю о том, как рада его отъезду!
— Ты могла бы не повторять это столько раз. Все всё поняли, — мрачно отзывается Горький.
— Наконец-то никто не будет лезть в мою личную жизнь! Буду делать, что хочу! — заявляет она, широко улыбаясь, однако эта её улыбка совсем не вяжется с глубокой грустью, которую транслируют глаза.
— Смотри осторожней. Иногда от этого «хочу» появляются маленькие люди.
— Придурок! — краснея, толкает его в плечо. — Ненавижу тебя!
Паша усмехается, глядя на тормознувший перед нами вагон под номером десять.
— Чтоб ты никогда из Москвы не вернулся!
— Алё, прекрати, — осаживаю, посылая в её сторону осуждающий взгляд.
— Сюда! — зовёт всех Чиж, и мы дружно перемещаемся вправо.
— Стоянка поезда три минуты. Приготовьте паспорта и билеты.
Пока проводник раскладывает лестницу, мы прощаемся.
Обнимаю сестёр. Взъерошиваю кучери ревущего Петьки, испугавшегося поезда. Пожимаю руку отцу.
Долго в глаза друг другу смотрим.
— Дерзай, Абрамов-младший.
С облегчением принимаю его скупое мужское объятие и подбадривающее похлопывание по плечу.