Проституция в Петербурге: 40-е гг. XIX в. - 40-е гг. XX в.
Шрифт:
В целом же проститутки из дорогих и средней категории публичных домов склонны были к определенной восторженности, проявлявшейся прежде всего в «обожании» подруг. Такое поведение вообще характерно для заведений закрытого типа, где в тесном контакте живут молодые, сформировавшиеся люди: для кадетских корпусов, институтов благородных девиц, пансионов. Но если в последних «обожание» зачастую имело сексуальный подтекст, в публичных домах он полностью отсутствовал, о чем свидетельствуют образцы писем подруг-проституток, собранных Б. И. Бентовиным. Нередко это были стихи, даже не столь уж неграмотные, пронизанные острым чувством одиночества:
«Когда будет свободное время
То взгляни ты тогда на листок
И припомни давно ль это было,
Как ходила ко мне в вечерок
Каждый день мы с тобою встречались.
Я была другом всегда для тебя
Но, поверь, не пройдет и недели,
Как забудешь ты скоро меня.
Хоть и мне-то самой и придется
Видеть многие лица подчас,
Но, клянусь, я тебя не забуду
Вспоминать буду, верь мне, не раз.
Старый друг,
Будет нового друга всегда —
Так прошу тебя, Маня, припомни,
Ты в свободное время меня».
Бентовин Б. Торгующие телом. СПб., 1910, с. 128
Конечно, к такой форме выражения чувств способны более или менее образованные женщины. Может быть, именно поэтому они во многом улавливали те настроения, которые наличествовали в среде здравомыслящих российских медиков и правоведов.
Вопросы охраны здоровья и прав проституток в борделях не раз поднимались членами Врачебно-полицейского комитета Петербурга и представителями врачебно-правовой общественности. Так, известный врач-венеролог В. М. Тарновский в 1881 г. настаивал на обязательном осмотре посетителей публичных домов, считая возможным пускать туда людей «под маской» [36] . Первый съезд по борьбе с сифилисом в 1897 г. обязал «гостей» совершать интимный туалет и даже попросту мыться перед контактом с девицей [37] . Конечно, реально это можно было осуществить лишь в достаточно комфортабельных борделях, а не в «Малиннике» и ему подобных заведениях. Все же члены Врачебно-полицейского комитета пытались отрегулировать и эту ситуацию, предлагая, например, в 80-х гг. XIX в. создать специальные солдатские публичные дома с предварительным осмотром клиентов, который должно было организовать военное начальство.
36
Тарновсхнй В. М. Проституция и аболиционизм. СПб., 1888, с. 84.
37
См.: Штюрмер К. Л. Указ, соч., с. 77—82.
Все эти начинания натолкнулись, однако, на мощное сопротивление демократически настроенной общественности. С конца XIX в. развернулась «борьба» с публичными домами любых рангов, совпавшая по времени с развитием общемирового процесса либерализации половой морали, что в целом влияет на сокращение рядов профессиональных проституток. Отчасти бордели заменили «домами свиданий», в основном же конкуренцию составляли вольные проститутки, число которых неуклонно возрастало. Расположенные традиционно на окраине города, публичные дома не могли привлекать посетителей, тем более что в начале XX в. в центре Петербурга предложение любви явно превышало спрос. Таким образом, традиционное представление о «бордельной» проституции как основной форме торговли любовью в Петербурге не совсем верно. И все же следует отметить, что она была весьма удобной с точки зрения контроля государства за интимными развлечениями своих граждан. В определенной мере в публичных домах легче осуществлялся медицинский надзор.
Кроме того, «билетные» девицы ярко демонстрируют две крайние категории в составе продажных особ — полностью безвольных жертв, доставленных в публичный дом агентами или даже знакомыми мужчинами, и сознательных профессионалок, четко понимающих недостатки и преимущества службы в заведении. Первую категорию российский бордель постепенно превращал в полное ничтожество в социальном и физическом смыслах. Вторая же находила здесь защиту от сутенеров, представителей уголовного мира, неизбежно группировавшихся вокруг свободных продажных женщин, а главное, четкий профессионально-социальный статус, что в некоторой степени могло помочь им при желании изменить свою судьбу.
Действительно, часто проститутки, находившиеся в публичных домах, могли даже накопить определенные средства на «будущее». Об этом свидетельствует весьма любопытный архивный документ «Отчет инспектора финансовой части Врачебно-полицейского комитета Санкт-Петербурга за 1908 г.». Согласно отчету, в сберкассе комитета имелось 27 272 руб. 37 коп., перечисленные петербургскими проститутками. Часть денег по поручению вкладчиц была изъята на воспитание детей. В результате в кассе оставалось 17 785 руб. 71 коп., из них 14 436 руб. внесли на хранение женщины из 7 борделей высшего разряда, остальные 3 329 руб. 71 коп. — особы из 25 домов средней и низшей категорий [38] .
38
См.: ЦГИА СПб., ф. 569, оп. 11, д. 1271, л. 21.
Однако представительниц слабого пола, сознательно относившихся к своей профессии и служивших в дорогих борделях, было не так уж мало. Эти проститутки не представляли собой характерный тип петербургской «билетной» проститутки, усредненные характеристики которой были получены на основе данных обследования 1889 г. В конце XIX в., в период расцвета бордельной торговли любовью, средний возраст «билетной» девушки в Петербурге равнялся 24 годам, на два года превышая средние показатели Российской империи. Среди обитательниц петербургских борделей более половины составляли женщины с залеченным сифилисом и иными венерическими заболеваниями, тогда как по России контингент бывших больных не превышал 40% [39] . Правда, это вовсе не означало, что в Петербурге венерические болезни распространялись быстрее, чем в целом по России. Скорее подобная ситуация — результат хорошо поставленного в городе надзора. Одним словом, петербургская «билетная» проститутка на рубеже XIX—XX
39
См.: Статистика Российской империи…, с. 2,3.
Свободные диктериады российской столицы
Почти одновременно с возникновением легальных публичных домов в Петербурге официально стал развиваться промысел проституток-одиночек, или так называемых «бланковых». Первоначальные иллюзорные представления графа Л. А. Перовского о возможности сосредоточить всех проституток в борделях разрушились очень быстро. В 1852 г. Министерство внутренних дел вынуждено было создать комиссию по надзору за бродяжничающими женщинами. В ее функции входила задача выявления особ, которые «…промышляют развратом, но не имеют медицинских билетов и, следовательно, не подчиняются правилам надзора» [40] . Выявленных комиссией нелегальных проституток — их оказалось около 200 — поставили на учет во Врачебно-полицейский комитет Санкт-Петербурга. В 1854 г. одиночки составляли уже более одной трети продажных особ города, а в 1864 г. — свыше 60%. Неуклонно росло и их абсолютное число: в 1854 г. — 407 проституток-одиночек, в 1864 г. — 1067 [41] . Не случайно в 1861 г. Правила для содержательниц борделей и их обитательниц были дополнены пунктами о квартирах и домах свиданий и о нормах поведения «свободных» девиц. Им, в частности, строго воспрещалось более двух «вместе появляться на улицах», регламентировался «неразительный» стиль одежды, а также предписывалось «употреблять в возможно меньшем количестве белила и румяна, равно пахучие помаду, масла, мази». Четко оговаривались в Правилах 1861 г. и те места, где запрещено было появляться публичным женщинам: это Пассаж, Невский, Литейный, Владимирский и Вознесенский проспекты, Гороховая, Большая и Малая Морские улицы [42] .
40
«Архив судебной медицины и общественной гигиены», 1870, № 1, с. 59.
41
См.: Федоров А. И. Указ, соч., с. 5.
42
См.: Врачебно-полицейский надзор за городской проституцией, с. 47.
В 50—70-х гг. зарегистрированные проститутки-одиночки были, пожалуй, низшей категорией продажных женщин Петербурга. Уже в 1852 г. чиновники Врачебно-полицейского комитета отмечали, что эти особы «…большей частью не имеют постоянного пристанища, а шатаются по кабакам, харчевням и тому подобным местам и сообщают заразу преимущественно солдатам и простолюдинам» [43] . На регистрацию во Врачебно-полицейский комитет их в основном приводили насильно в результате облав. Делать это было довольно просто. Стиль ночного поведения основной массы петербуржцев в то время оставался довольно размеренным. А. Ф. Кони вспоминал: «Жизнь общества и разных учреждений начинается и заканчивается раньше, чем теперь (в 20-х гг. XX в. — Н.Л.)… Уличная жизнь тоже затихает рано, и ночью на улицах слышится звук сторожевых трещоток дворников» [44] . Появление праздно шатающейся женщины на улице в поздний час не проходило не замеченным будочником, который мог сразу доставить особу в ближайшую полицейскую часть. Кроме того, существовало четкое деление районов города и мест публичных гуляний на аристократические и плебейские. Девицы сомнительного вида не могли безнаказанно появляться в Летнем и Таврическом садах, где обычно собиралась по воскресеньям приличная публика. Центральные улицы города вообще были закрыты для проституток.
43
«Архив судебной медицины и общественной гигиены», 1870, № 1, с. 61.
44
Кони А. Ф. Собр. соч. В 8-ми тт. Т. 7, с. 59—60.
Ситуация по контролю за свободно промышлявшими торговлей собой женщинами заметно осложнилась после отмены крепостного права, когда приток людей в город резко возрос. Известно, что среднегодовой прирост числа горожан в сравнении с первой половиной XIX в. увеличился в пять раз, и во многом за счет пришлого населения. Обострилась и жилищная проблема в Петербурге. Не случайно в 1861 г. по инициативе ряда прогрессивных петербуржцев, в частности А. П. Философовой, начало функционировать Общество доставления дешевых квартир и других пособий жителям С.
– Петербурга. Оно уделяло особое внимание обеспечению жильем женщин, и в первую очередь приезжающих в Петербург на заработки. Не сумевшие же снять комнату в частном доме или гостинице обычно пользовались трактирами, предоставлявшими и жилье и питание, а нередко и ночлежными домами. Именно здесь женщин подстерегал, с одной стороны, соблазн легкого заработка, с другой — опасность попасть на глаза агенту Врачебно-полицейского комитета.