Просто будь рядом

Робертс Нора

— Но мне было приятно.

— Ты уже начала жить дальше, — снова повторила Ева. — Это не просто и не быстро дается. Тебе захочется, чтобы все закончилось побыстрее. Родителям тоже. Но так просто это не закончится. Если кто-то говорит тебе обратное, они-то как раз и не могут понять, каково это. Наверно, не их в этом вина, хотя это раздражает и… иногда причиняет боль.

Дарли быстро с силой кивнула, так что слезы вновь покатились у нее из глаз.

— Ты будешь злиться, тебе будет страшно, — продолжала Ева все тем же обыденным тоном. — Время от времени ты будешь

снова думать о том, что это ты сама во всем виновата. Это брехня.

— На меня теперь все будут по-другому глядеть.

— Да, наверное. По крайней мере какое-то время. Они будут тебя жалеть, иногда тебе от этого будет тошно. Совсем тошно, потому что тебе будет хотеться, чтобы все стало, как прежде. Как прежде, уже не будет.

— Ни за что не смогу вернуться в школу.

— Нет, детка, — усмехнулась Ева, так что Дарли удивленно заморгала, — со мной этот трюк не прокатит. Но попытка засчитана. Покупать тебе мороженое, расчесывать волосы, держать за руку и вытирать слезы могут и другие, вон их сколько. Я тебе скажу все начистоту. Жить дальше с тем, что с тобой произошло, ты научишься. Что дальше делать с этой жизнью, решать тебе самой.

— Мне страшно, что он опять меня найдет.

— А это уже моя работа, сделать так, чтобы не нашел. — «Победитель чудовищ, — вспомнила Ева. — Может, на первое время это и впрямь сработает». — Я свою работу делаю хорошо. Тебе не обязательно мне рассказывать, что он с тобой делал. Но если ты расскажешь мне все, что помнишь про него самого и про ту женщину, про их квартиру, о чем они разговаривали и разговаривали ли они еще с кем-нибудь, будет здорово.

— Она сказала, он должен сделать ей татуировку, с его именем в сердечке. Он расхохотался, и она ужасно разозлилась. Он… — Дарли, прямо как Мелинда, дотронулась до своей груди. — Я не могла пошевелиться. Было больно. Она жглась, но я не могла пошевелиться.

— Ты была в сознании?

— Я могла их видеть и слышать, но это было как во сне. Она сказала: пусть тогда он клеймит своих шлюшек. Она пойдет к мастеру и сделает себе настоящую татуировку. Он запретил ей это делать. Не хотел, чтобы кто-либо прикасался к ее телу. Ей это понравилось, — Дарли судорожно вздохнула, ее губы все еще дрожали. — Он был без одежды, и когда закончил делать татуировку, она начала… — Дарли вся залилась краской. — Она начала его трогать, ну, знаете, там. А он начал трогать ее, но смотрел он на меня. Мне стало тошно, я закрыла глаза и стала думать, что это все ночной кошмар.

— Больше ты о той комнате или об их разговорах ничего не помнишь?

— Он велел ей перестать, ну в смысле трогать, и она опять разозлилась. Тогда он сказал, что пора повеселится втроем. Включить камеру.

— Камеру?

— Он сказал ей достать ее из шкафа. Она была такая, на треноге. Видеокамера на треноге. Он дал мне чего-то выпить, и я снова смогла шевелиться. Вот только руки… Он меня связал, — Дарли показала, подняв их за спиной. — Я кричала. Плакала и пыталась вырваться, тогда она меня ударила по лицу. Очень сильно. Она мне сказала… — Дарли глянула на дверь. — Сказала «заткнись на хрен». Но он сказал, ему нравится

слушать, как кричат плохие девчонки. А потом… — Дарли запнулась и начала плакать.

— Все хорошо. Если ты не готова, не нужно об этом думать или рассказывать. Расскажи мне об этой видеокамере.

— Ну… Он на нее снимал то, что они делали. Когда… Когда он… — Дарли закрыла глаза, Ева все поняла и, подойдя ближе, взяла девочку за руку.

— Когда он меня насиловал, — не открывая глаз, продолжила Дарли, — он говорил мне звать на помощь, кричать «помогите, помогите». Я кричала, но он не останавливался. Он говорил, чтобы я кричала, повторял «кричи, душенька», и все время говорил, чтобы я кричала «Даллас». Я кричала, но он не останавливался. Он не останавливался.

«Значит, — бледнея от злости, подумала Ева, — насилуя Дарли, даже в такой момент он думал обо мне».

— Он когда-нибудь оставался с тобой один на один? Эта женщина куда-нибудь уходила?

— Я не… Да. Кажется, да. После первого раза или второго. У меня в голове все путается.

— Не важно.

— Я думала, что не смогу уже больше кричать. Было больно кричать. Они лежали рядом со мной на кровати. Она сказала, что проголодалась и хочет еще сладенького, он сказал ей сделать самой. Когда она вышла, он мне сказал, что, может быть, он меня себе оставит, ведь я его первая новая плохая девочка. Может быть, он заберет меня с собой, когда закончит.

— Куда? Он не сказал тебе куда?

— Да он не то чтобы прямо со мной разговаривал. Он смотрел в потолок, типа сам с собой разговаривал, наверно. Сказал, что подыщет нам новую мамочку и они заживут по-крупному. И Даллас будет у их ног. Но он сказал, что скучает по Нью-Йорку и местным плохим девочкам. Что ему не терпится вернуться домой. А потом он опять включил камеру, — голос Дарли стал сдавленным. — И залез на меня. Я смогла кричать.

— Давай пока на этом остановимся. Ты мне кое-что сообщила, это может помочь мне его поймать.

— Правда? — сказала Дарли, утирая слезы.

— Зачем мне тебе врать?

— Ну, чтобы мне стало легче.

— Эй, мороженое ты себе, считай, уже получила. Так что легче тебе и без меня станет.

То ли от неожиданности, то ли действительно ей удалось ее развеселить, но на губах у Дарли заиграла тень улыбки.

— А вы смешная, — сказала она.

— Да уж, детка, со мной не соскучишься. Хотя чаще не даю соскучиться я арестованным у меня на допросе.

На этот раз смех Дарли вырвался наружу, хрипловатый, слабоватый, но он зазвенел как раз в тот момент, когда в палату вошли родители девочки.

— Вовремя, — заметила Ева, поднимаясь. — Мы как раз закончили.

— Мы и вам принесли рожок. — Мистер Морганстен неловко сделал шаг вперед и протянул ей вафельный рожок с мороженым, щедро политый сверху какой-то шоколадной жижей.

— Теперь и вам легче станет, — сказала Дарли.

— Да, похоже на то. Спасибо.

— Лейтенант Даллас, — позвала ее девочка, она взяла у отца свою порцию, но продолжила смотреть на Еву. — Когда вы его поймаете и посадите обратно в тюрьму, вы мне скажете?