Просто металл
Шрифт:
Появилась Клава. Не глядя на Веру, подошла к Гладких.
— Доброе утро, Иван Михайлович. Будем собираться?
— Готов-готов. С добрым утром. Познакомься, — он запнулся, не зная, как представить Веру. — Моя жена, — выговорил он наконец.
Клава, пряча глаза, наклонила голову. Вера почему-то расхохоталась.
— Это он явно преувеличивает. Совсем еще не жена.
Клава крутнулась на одной ноге и уже на бегу, тоже смеясь чему-то, крикнула:
— Побежала ребят тормошить. Торопитесь!
— В ожидании твоего письма мне
— Ничего. Долг платежом красен.
— Я, как приеду на место, сразу же тебе открытку отправлю или, еще лучше, телеграмму. А ты уж, пожалуйста, отвечай, — сказал Иван просительно.
— А куда?
— Я же сказал, что сразу сообщу.
— Вот я и спрашиваю, куда ты писать будешь?
— То есть, как это — куда? К маме, конечно.
— Ну, хорошо-хорошо. Договорились. Только знаешь что, не пиши сразу. Я в пути задержаться могу и боюсь, что письмо твое меня опередит и мама переполошится зря. Она же думает, что мы вместе.
— Ерунда какая! Где это ты можешь задержаться?
— Мало ли. Погода, билеты… В общем, ты не торопись, ладно?
Иван пожал плечами.
— Ладно. Но весной ты приедешь?
— Спишемся.
Так с этим «спишемся» и уехал Иван на аэродром в настроении смятенном и растерянном. Вероятно, только этим и можно было объяснить, что он поделился с подсевшей к нему в автобусе Клавой.
— Ну и зря, — с присущей ей прямотой заявила Воронцова, — надо было, чтобы ваша невеста с нами поехала.
Не поняла, значит, и Воронцова, что действительно все не так просто…
Радостный вопль Вити Прохорова: «Снижаемся, снижаемся!» — отвлек Ивана от его нелегких дум. Тундра встречала новоселов разливом электрических огней. Постепенно разряжаясь и наконец совсем растворясь в непроглядной темени со стороны тундры, у моря они обрывались сразу, резко очерчивая береговую линию.
Самолет стало потряхивать на воздушных ухабах.
— Совсем как на земле, — заметил Карташев. — Едешь себе, едешь по трассе — дорога, как полагается. К поселку подъезжаешь — обязательно тряска начинается. Колдобины, гребенка, ямы. Словно именно здесь, у поселка, и смотреть за ней некому. Точно так и в воздухе. Сколько ни летаю, обычное дело — к аэродрому подлетаешь, — как по вывороченным булыжникам, тарахтишь.
Навстречу самолету летели две пунктирные трассирующие линии огней посадочной площадки. Легкий толчок, еще один, еще, короткая пробежка и — сразу же ударившая в уши тишина.
— Ну вот, — отрываясь от иллюминатора, поднялась со своего места Клава, — мы и приехали. Здравствуй, тундра!
13. Санный путь
— А ты не спеши, дочка, — поправил девушку Семен Павлович. — Это еще не тундра, а парадный подъезд. Тундра впереди, как полагается.
И действительно, их более близкое знакомство с Заполярьем началось лишь спустя несколько дней, когда был сформирован
В районном центре к группе Гладких присоединилось еще человек десять горняков, добровольцев с близлежащих предприятий. Среди них внимание Ивана привлек высокий худощавый парень, горный мастер с прииска «Арктический».
— Анатолий Волков, — представился он, когда Гладких зашел к ним в комнату поселковой гостиницы, принявшей на несколько дней новоселов. Представился таким тоном, как будто именем своим и фамилией все сказал.
— Гладких, — ответил Иван и, улыбнувшись, предложил — Что ж, теперь на правах старого знакомого, может быть, и с остальными познакомишь.
— Можно, — охотно согласился Волков, — Саша Никитин.
Из-за стола с неожиданной легкостью поднялся могучего сложения парень, этакий русоголовый богатырь с торсом Ильи Муромца. В громадной ладони его свободно умещались все семь костяшек домино, которым развлекались ребята до прихода Гладких.
— Если услышите когда, что кого-то Саша-кран называют, то это он, — аттестовал приятеля Волков.
Никитин отмахнулся добродушно и протянул Ивану руку.
В легком пожатии Гладких ощутил с трудом сдерживаемую силу. Засмеялся одобрительно.
— А ручка, верно, ничего!
Кто-то подтвердил:
— Саша-кувалда — это тоже про него.
Посмеялись.
— А серьезно? — спросил Иван. — Какая специальность?
— Тракторист, бульдозерист, автослесарь. Немножко по токарному делу могу.
Гладких кивнул:
— Подходяще!
— Веня Пушкарев, — продолжал Волков представлять товарищей.
Этот показался Гладких прямым антиподом Никитину. Тонкий в кости, бледный, с обескровленными губами, юноша не мог очевидно похвалиться ни силой, ни здоровьем. Запоминались большие и яркие на бледном лице темно-карие глаза как будто постоянно удивленные. Движения паренька были порывисты, руки непрестанно и нервно двигались.
Пушкарев не стал ждать аттестации Волкова и представился сам, торопливо, словно боясь, что ему не поверят:
— Оператором на промприборе работал. Мотор знаю, машину вожу.
Волков вставил все же с невозмутимой беспощадностью:
— Папа — владелец собственной машины. Так что Веня практику имеет. На Север от несчастной любви сбежал.
Пушкарев промолчал, только бросил растерянный взгляд на Гладких да лицо его покрылось вдруг багровыми пятнами. Ивану показалось даже, что глаза паренька мгновенно подернулись влажной пленкой. Инстинктивно поспешил к нему на помощь, соврал: