Просто мы научились жить (2010-2012)
Шрифт:
– Привет, малыш, – улыбнулась Лека, – я скучала.
Она быстрым шагом прошла к зданию вокзала, миновала его огромный вестибюль, и, пройдя через площадь Восстания, повернула на Невский.
Идти ей было некуда, и она не понимала до конца, куда идет. Ноги сами выбрали направление – к Аничковому мосту, к Фонтанке, к Неве. Скрипели теплые ботинки, терлись друг о друга бедра, обтянутые джинсами, и давили на плечи лямки тяжелого рюкзака. Лека поплотнее натянула на уши оранжевую вязаную шапку и крепче замотала шарф.
Питер
Дойдя до Фонтанки, Лека равнодушным взглядом окинула дворец Белосельских-Белозерских, кивнула коням Клодта, и, окончательно замерзшая, шагнула в первую попавшуюся кафешку, окнами выходящую на реку.
– Что будете заказывать? – Симпатичная официантка в малиновом фартуке подскочила сразу, кинула на стол меню и приготовилась записывать.
– Кофе и булку, – даже не прикасаясь к затейливо переплетенной папке сказала Лека, – кофе крепкий, а булку вкусную.
Изобразив свое «фи» клиентам, которые заказывают так мало и так незатейливо, официантка удалилась, а Лека, стянув с головы шапку, уставилась в окно. На другой стороне реки в изморози и тумане виднелись старые Питерские дома. И она вдруг вспомнила, что где-то здесь, неподалеку, много лет назад жила ее Женька.
Маленькая и родная, сложная и простая одновременно. Сумевшая принять Леку во всем ее несовершенстве, защищающая ее ото всех и вся, и хранящая верность их дружбе.
Как же это было тогда? Они помирились, и отношения наладились вроде, и стало проще и легче дышать, и снова можно было видеться. А потом пришла осень, вернулись в общагу друзья, и началась война, но уже другая, война, в которой против Леки ополчился целый свет.
Кажется, первым тогда вернулся Виталик. Или Кристина? Но, как бы там ни было, ни один из них не обрадовался возвращению их дружбы.
Виталик выражал свое недовольство молча. Он демонстративно не замечал Леку, не здоровался с ней и не отвечал на вопросы. Кристина же, верная своим принципам, сохраняла нейтралитет, но периодически отпускала такие шпильки, от которых волосы вставали дыбом.
Но это было ерундой, и Леке было почти плевать на их мнение, если бы не странное чувство в груди, которое то и дело возникало при виде Виталика и Женьки вместе. Она ревновала, и отказывалась признать в себе эту ревность.
А где-то рядом, очень близко, ревновал еще кое-кто. Для остальных это было незаметно, но Лека видела, как сходит с ума Ксюха, как сжимаются порой до крови ее пальцы и на глазах выступают соленые слезы.
Однажды они сидели все вместе в Женькиной комнате, пили чай, и болтали. Лека как всегда забилась в угол, и смотрела оттуда злыми глазами как Виталик сажает Женьку к себе на колени, а та кормит его с рук печеньем.
– Кто едет на июльскую игру? –
– Никаких отмазок, – отозвалась Алла, – едем все.
Виталик с Женькой ничего не ответили – они поедали вдвоем одно печенье, практически касаясь губами и обнимаясь.
– Схожу за пряниками, – сказала Лека, опасаясь, что еще немного – и она вцепится ему в горло и разорвет его ногтями до кровавых ошметков.
– Я с тобой, – засобиралась Кристина.
– А я кружки помою, – вызвалась Алла.
Они вышли втроем, и разошлись по коридору: Алла направо, к умывалке, а Лека и Кристина – вниз, на вахту.
Шли молча. И только на площадке между первым и вторым этажом Кристина остановилась.
– Усмири свой пыл, – сказала она Леке, глядя на нее исподлобья, – из тебя только что искры не летят. Не надо портить Женьке жизнь.
– О чем ты?
– Ты знаешь, о чем. Я прекрасно вижу, как ты на них смотришь, и все остальные тоже видят. Виталик пока не очень понимает, но однажды поймет, и будет скандал. Оставь их в покое, Женька из-за тебя и так достаточно наревелась.
Лека вспыхнула, но ничего не ответила. Пошла вниз по лестнице, шаркая ногами в великоватых ей тапочках. Кристина осталась позади.
– Привет, теть Альбин, – сказала Лека, наклоняясь в окошко вахты, – дайте пряников.
– А что ты тут опять делаешь, Елена? – Поинтересовалась вахтерша, но пряники дала. – Опять через окно залезла?
Лека только подмигнула ей, и, подхватив пакет, пошла обратно.
У двери комнаты ее ждал сюрприз – дверь распахнулась, и прямо на нее вылетела зареванная Ксюха. Лека обхватила ее руками, прижала к себе и начала реанимировать, оттаскивая к подоконнику в конце коридора.
– Что случилось? Ксюха? Что?
А та захлебывалась рыданиями.
– Он говорил, что не любит ее, – кричала она, – что это только увлечение! Что он вернется, и будет со мной! А теперь, теперь… Теперь он сказал, что они вместе, и будут вместе.
– Тише, тише, – Лека обнимала ее за плечи и гладила спину, – ну что ты. Успокойся. Не стоит того этот козел. Найдешь себе и получше, нормального парня, который будет тебя любить, и которого будешь любить ты. Посмотри на себя! Он тебя просто не заслуживает. Ты вон какая красивая, и умная, и добрая, и глаза у тебя чудесные, и руки…
Она говорила невпопад, несла чушь, надеясь, что это поможет, и упустила момент, когда эти руки вдруг оказались у нее под рубашкой, а горячие слезы сменились на не менее горячий шепот.
– Ксюха, ты чего? – Она попыталась отодвинуться, но Ксюха не дала – вцепилась крепче, тыкаясь губами в шею и неловко тиская грудь.
Она ничего не отвечала, только продолжала целовать, и вдруг Лека почувствовала, что ее тело отзывается на ласки, возбуждение расплывается по плечам, спине, ягодицам.