Просто Наташа, или Любовь в коммерческой палатке
Шрифт:
У нее красивое лицо, отличная фигура, даже несуразная юбка не могла скрыть стройной прелести длиннющих ног. Ну и что? Он всегда легко и непринужденно знакомился с девушками. Сколько их было? Теперь, к двадцати шести годам, и вспомнить трудно. Всего, что хотел, добивался обычно за два-три вечера, и ведь не было среди его многочисленных подруг ни одной некрасивой. Так в чем же дело теперь?
Почему он думает о ней? И вчера думал, и позавчера — всю неделю с того часа, как увидел ее…
Сергей усмехнулся. Уж не собирается ли он «поверить гармонию алгеброй»? Понять то, над чем ломали головы лучшие из людей? Любовь?
Жалость?..
В комнату без стука вошла Мария Федотовна, мать Сергея.
— О чем задумался, горе-бизнесмен?
— Я не бизнесмен, мама, я обыкновенный наемный работник у хозяина, которому принадлежат средства производства, как то: сама палатка, обогреватель, калькулятор на солнечных аккумуляторах. Да еще стул в палатке.
— И что же вы производите вместе с ним? Китайское барахло и поддельные ликеры с фирменными этикетками?
— Мы производим удовлетворение потребительских нужд населения столицы, а также ее многочисленных званых и незваных гостей, — с серьезным выражением лица пояснил Сергей.
— Не надоело дурака валять? Послушай, Сережа, папе сегодня звонили из «Московских новостей», им нужен заместитель ответственного секретаря с перспективой скорого секретарства.
— Ответственного?
— Разумеется.
— Не пойдет. Скажи папе, пусть поищет перспективу генерального секретарства с резиденцией в Кремле, тогда и подумаю.
— Перестань дурачиться. Это вполне серьезное предложение. И зарплата неплохая.
— Больше, чем я в палатке зарабатываю?
— Дело не в деньгах, а в социальном положении человека. Ты занимаешь явно не свое место, а кто-то другой в это время занимает твое. Потом не так-то просто будет вернуть его. Я считаю, хватит делать глупости.
— Значит, платить там будут все-таки меньше, чем в палатке. Мама, знаешь, чем я занимаюсь на своей теперешней работе?
— Это ты прекрасно знаешь, что я и думать об этом не желаю! — рассердилась Мария Федотовна. — Ты не задумывался о том, что позоришь своего отца, профессора, меня, скажем так, не последнюю в этой стране журналистку?
— Ты ошибаешься, мама. — Сергей был спокоен. — Так вот, я сижу в палатке и продаю людям то, что им нравится. Хотят — покупают, не хотят — не покупают. Я никого ни в чем не убеждаю. А в твоих «Московских новостях», да и во всех других газетах, я вынужден буду оболванивать народ. Хвалить одних и поливать помоями других, теперь это делается уже без всякой логики, на уровне «дурак — сам дурак». Притворяться, что я пламенный демократ или пламенный противник так называемых демократов, плясать под чью-то дудку. А мне — плевать на них всех, понимаешь, мама? Они все — дерьмо, до которого мне нет никакого дела. Ну нет мне до них дела, пусть хоть голыми по Кремлю бегают или на рельсы ложатся. Я, как Бегемот, помнишь: «Никого не трогаю, починяю примус».
— Ох, дорогой мой, ты рассуждаешь, как типичный обыватель, лабазник. В стране грандиозные перемены, каких, может быть, мир не знал, а ты спрятал голову и знать ничего не желаешь! Люди из сил выбиваются, защищая демократию, а ты… Мне стыдно за тебя, сын!
— Мир всякое знал, — усмехнулся Сергей. — Люди из сил выбиваются, теплые креслица себе выцарапывая. Если нет — они просто дураки. Вспомни, мама: «За царя, за Отечество, вперед!» — понеслись вперед.
— Послушай, балбес, — засмеялась мать, — если уж ты ненавидишь политику, иди в аспирантуру. У тебя красный диплом, поступить — не проблема. Ты ведь тупеешь в своей коммерческой палатке!
— А что, если я влюбился, мама?
Мария Федотовна подошла ближе, присела на валик кресла.
— Интересно послушать, в кого же? Ну давай выкладывай, надеюсь, это не какая-нибудь неграмотная торговка?
— Она простая деревенская девушка, — с притворной скромностью сказал Сергей, — торговать не умеет, но я учу ее потихоньку.
— Твоя новая напарница, что ли? А Лариса? У нее уже есть мнение по этому вопросу?
— Спроси у Ларисы. Да нет, мама, это я пошутил.
— Странные у тебя шутки, — покачала головой Мария Федотовна. — Я прошу тебя, Сережа, всерьез подумай об аспирантуре.
— Я уже подумал и решил, что лучше темы для грядущей диссертации, чем «Дело Горбачева — Ельцина живет и побеждает» или «Торжество демократии в России», не придумаешь. Представляешь, как будут завидовать Поповы да Яковлевы? У них же диссертации — о торжестве советской власти!
— Ты утомил меня больше, чем целый день в редакции, — вздохнула она. — Иди ужинать и, пожалуйста, не расстраивай папу, он неважно себя чувствует.
После ужина Сергей вернулся в свою комнату, сел в кресло и снова стал думать о Наташе. Так что же является причиной этих нескончаемых мыслей? Жалость? Девчонка-то, действительно, как прекрасный цветок на тротуаре. Ее нужно защитить, помочь, иначе — изомнут, затопчут. Нельзя этого допустить, он нужен ей, он должен быть рядом. Наверное, все дело именно в этом. Хотя кто его знает…
Сергей взглянул на часы: восемь вечера. Что она делает, одна в общежитии? Читает «Анжелику»? Он принес ей несколько книг. Или пришли пьяные поэты и забавляют ее дурацкими стихами? А может, скучает? Вспоминает о своем цветущем поселке? Она так много рассказывала ему о своем Гирее в последние дни, когда они вместе сидели в палатке. А что он делает здесь, дома? Восемь вечера, еще ведь не поздно навестить ее! Черт, какой же предлог придумать?
Или заявиться без предлога? В первый раз, что ли? Да нет, выгонит, подумает что-то плохое, обидится. Нет-нет, нужен предлог. Можно отнести ей учебник английского. Она ведь в институт собирается поступать, вот пусть учит, пока есть свободное время.
Сергей надел свитер, куртку, сказал матери, что пойдет прогуляться. Он обувал кроссовки в прихожей, когда в дверь позвонили. Сергей открыл — перед ним стояла невысокая блондинка в распахнутой дубленке. Черная эластичная, очень короткая юбка обтягивала полные бедра и почти не скрывала аппетитные, стройные ноги в черных ботфортах. У нее было симпатичное лицо, волосы стрижены коротко, лишь нос, пожалуй, был длинноват.
— Лариса… — удивился Сергей. — Что-нибудь случилось?
— Да вот, — растягивая слова, сказала гостья, — решила узнать, почему ты не звонишь мне целую неделю уже.