Просто Наташа, или Любовь в коммерческой палатке
Шрифт:
— Спасибо. Я сама как-нибудь…
— Упрямая ты, Наташка, просто ужас. Всегда такой была.
— Уж какая есть. Ох, спасибо за чай, напилась я, даже есть не хочется. А у меня же в сумке еще курица лежит, картошка вареная, яйца. Ты есть не хочешь, Ирка?
— На ночь есть вредно, оставим на завтра. Положим между рамами, не пропадет.
— А где твоя соседка?
— На репетиции, вернется поздно. Я тоже должна была репетировать, но ради тебя отпросилась.
— Вот спасибочки! А скажи, у вас же многие знаменитые артисты учились… Ты кого-нибудь видела? Ну, чтобы так, близко, как вот меня?
— Конечно. Например, недавно к нам на
— Ух ты! Он такой симпатичный, так замечательно играет, мне жутко нравится. И ты его видела близко-близко?
— Он даже улыбнулся мне, — не смогла скрыть Ирина гордости.
— Ирка, если у вас будет какое-нибудь мероприятие и он тоже придет, ты обязательно пригласи меня, ладно? Очень хочется посмотреть на живого Меньшикова.
— Обязательно. Если только ты поступишь в свою нэ-а.
— А еще ты обещала про фильм рассказать, в котором тебе предложили сниматься. Он что, про ужасы? У нас в клубе тоже открыли видеотеку, Саня Салтыков и Сашка Гапоненко организовали, так я ходила, смотрела этот, как его… «Кошмар на улице Вязов». Ну, там такие ужасы понаснимали! Даже страшнее, чем «Вий», получилось.
— Видела я этот фильм, — поморщилась Ирина, — глупости.
— Ну да, глупости! Я потом ночью в туалет выйти боялась. Так в таком же предложили сниматься?
— Нет. — Ирина вздохнула и задумалась. Минуты две она молчала, потом неуверенно пожала плечами. — Это будет не фильм ужасов, а про нашу современную жизнь. С эротическими сценами.
— Это что же, ты там голая будешь бегать? — ужаснулась Наташа.
— Если бы только бегать! — опять вздохнула Ирина. — По сценарию я должна играть любовницу одного из бандитов. А бандиты, знаешь, как с любовницами обращаются? Как бандиты.
— Неужели совсем голая будешь? — недоумевала Наташа.
— А какая же еще? — Видно было, не нравится ей этот разговор. — Или ты думаешь, бандиты спят с одетыми любовницами? Перестань притворяться, Наташка.
— Нет, я все понимаю, но можно ведь снять это как-нибудь так, чтобы тебя не раздевать.
— Можно. Но сейчас это никому не интересно.
— Это что ж получается, все увидят тебя, в чем мать родила? И в Гирее киномеханики будут вырезать эти кадры, а потом фотографии делать, чтобы шофера на переднее стекло вешали? А родители? Да у них точно инфаркт случится. И не думай, Ирка, ни в коем случае не соглашайся. А потом выйдешь замуж, что скажет муж? А если дети когда-нибудь увидят тебя в таком виде? Господи, какой кошмар!
— Это для тебя кошмар, — поджала губы Ирина. — А для меня — выгодная роль. Возможность заявить о себе, понимаешь?
— Не понимаю, — вздохнула Наташа. — И, наверное, никогда не пойму. Но если без этого — никак, тогда раздевайся, я не возражаю. Ты девушка стройная, красивая, народ будет доволен.
— Вот спасибочки! Все ты понимаешь, Наташка, только притворяешься, хочешь быть лучше всех. Между прочим, и бесплатных Европ тоже не бывает, запомни.
Наташа налила чаю в перламутровую чашку, положила сахар, неторопливо размешала серебряной ложечкой, отпила глоток и посмотрела на подругу.
— Я знаю, Ирка, что время сейчас ужасное, хорошие люди живут плохо, а плохие очень даже замечательно, это и в Гирее, и в Москве. И, наверное, везде. Но вот скажи мне, зачем человеку жертвовать собой ради своих же капризов? Например, девушка думает: я такая красивая, такая умная, люблю себя — значит, должна вкусно кушать, красиво одеваться,
— Надо же, какие в Гирее умницы живут, — усмехнулась Ирина.
— Сама-то давно оттуда?
— Скоро год, а кажется — целая вечность прошла. Ладно, хватит на сегодня умных разговоров. Ты, конечно, вредная, упрямая, настроение мне испортила, но я все равно рада, что вижу тебя, Наташка. Честное слово, мне тебя здесь на хватало.
— А про мое настроение ты подумала, когда рассуждала о турецких ночных кабаках да о том, что в академию запишут своих людей? Но и я рада тебя видеть, Ирка. Честное слово.
— Давай поступай в свою нэ-а, мы будем каждый день видеться. Я тебя на репетиции буду проводить, посмотришь на знаменитых артистов. А если не поступишь? Вернешься в Гирей, на завод к папе? — Она внимательно посмотрела на подругу.
— Там видно будет, — пожала плечами Наташа.
3
В эту ночь Наташа долго не могла уснуть. Раскладушка посреди комнатки — это не домашняя кровать с мягкой панцирной сеткой и периной, в которую проваливаешься, как в сугроб. А потом пришла с репетиции соседка Ирины, Тамара, включила свет и принялась рассказывать, что да как они там репетировали. Наташа лежала, укрывшись с головой, и надеялась, что Тамара вот-вот угомонится и выключит свет, но не тут-то было. Она говорила, говорила, пила чай, курила сигареты, охала, вздыхала, смеялась, не обращая внимания, что Ирина была уже в постели и что в комнате спит приехавшая издалека гостья. Надо было, конечно, попросить ее говорить потише, но, во-первых, раз уж не «проснулась», было неловко; а во-вторых, она здесь не хозяйка. Спасибо уж за то, что приютили. И Наташа терпела.
А потом пришли мысли о доме, о матери, которая, наверное, не спит, сидит у телевизора и думает о ней, Наташе. И так грустно стало на сердце — хоть вскакивай и беги на вокзал. Дома хорошо, уютно и тепло, но…
За окном слышался несмолкаемый гул большого города. Приглушенный, но сильный, как шум проливного дождя. В большом городе хорошо, здесь много интересного, каждый может найти себе здесь занятие по душе. Плохо только то, что она чужая в большом городе. Совсем чужая.
Утренняя Тамара оказалась вполне симпатичной девчонкой, не такой, какой представлялась вчера вечером. Выслушав извинения Ирины, которая не могла проводить подругу по указанному в газете адресу — нужно было спешить на лекции, Наташа выпила чашку чаю и отправилась в путь. Хотя Ирина подробно растолковала ей, как добраться до улицы 1905 года, где располагалась академия, Наташа с трудом разобралась в сложных переходах московского метро, несколько раз выходила совсем не туда, куда нужно было.
В вагоне метро Наташа увидела интересную сцену: полная девушка с толстыми ногами и очень объемными бедрами сидела на коленях высокого, но худого парня и довольно улыбалась, по-видимому, считала, что все должны завидовать ей. Парень тоже улыбался, глядя на девушку, но едва она отводила взгляд, лицо его принимало страдальческое выражение.
Наташа, хоть и дала себе слово не вмешиваться в чужие дела, все же не выдержала.
— Ты бы слезла, — посоветовала она девушке. — Не то раздавишь своего кавалера.