Простодушны и доверчивы
Шрифт:
— Гордыня до добра не доводит, — согласился полковник, покосившись на внучек: дескать, поняли?
— Человека к судьбе-судилице ведёт та дорога, которой тот от неё убегал, — нравоучительно молвил мудрый Моховик.
— Ты можешь нас предостеречь от повторения ошибки предшественников? — прямо спросил русский офицер.
— Отчего ж не мочь? — удивился Моховик. — Могу. Да и ключом одарю, что Батюшка велел вам передать.
У Лёки внутри аж загорелось: неужели, правда? Но заросший травой ушлый лесной гном её разочаровал:
—
— Одни? Без меня? — посуровел древний воин, золотые глаза которого вспыхнули огнём.
— А тебе, мил человек, там не пройти, — категорично заявил Моховик. — Уж, больно тяжёл. Земля-то тебя вишь, как к себе приковала? И огонь ей не помеха. Земного духа в тебе много: не то, что в бабах твоих. Им ветер-помогальник благоволит. Вот пускай они и потрудятся.
— Ветер-то им поможет, — недовольно проворчал старый воин. — Особенно в башке.
— А и в башке, — возразил Моховик. — Делу не помеха. Стал быть, сейчас их направишь? Или думать станешь?
— Сейчас, — взмолилась Ветка, аж подпрыгивая на заднице.
— Я помогу, — запрыгала на плече воеводы и Шанель. — Уберегу.
— Полковник, кажется, не отвертеться, — поднажала и Лёка. — У меня такое чувство, что откладывать нельзя. А всё-таки, — обратилась она к Моховику. — Как попались наши предшественники?
Тот сверкнул на неё красными глазюками и пропал.
— Идите, — не глядя на внучек, буркнул полковник.
— Я бы бегом побежала, — медовым голоском съязвила Ветка, — если бы знала куда.
— За мной, — перепрыгнула игошка на плечо Лёки. — А ты воевода, уж тут посиди, никуда не уходи.
— Думаешь, за ключом Большака может кто-то явиться? — мигом сообразил тот.
— Ты же не можешь один…, — испугавшись, пролепетала Ветка.
Но дед резко, безжалостно её оборвал:
— Идите!
В тот же миг перед ними организовался воздуховорот для прыжка. Лёка стиснула зубы и ринулась в него, как самоубийца в омут. Будь, что будет. А шанс раздобыть залог успешной операции — да и самой жизни — упускать нельзя. Вдруг эта лесная шатия-братия передумает и не отдаст свой ключ? У них, похоже, как у сестрицы, семь пятниц на дню.
— Ого! Что это? — восхитилась Ветка открывшимся видом.
Перед ними простиралось нежно зелёное идеально гладкое поле. Над которым кое-где поднимались букеты грациозно изогнувшейся травы. И высокие сосны с мёртвыми золотистыми, но не осыпавшимися кронами. Голубая дымка над полем и золотисто-розовое небо, отражавшееся в редких обнажившихся полыньях чистой бирюзовой воды, довершали картину рая.
— Болото, — прямо-таки до обидного равнодушно презентовала эту красотищу Шанель.
— Да-а, — протянула Ветка и выдохнула: — Обалдеть.
— Да-а, — протянула Лёка, оглядевшись и кое-что заметив. — Не то слово.
Младшая сестра моментально уловила в её словах недобрый подтекст. И уставилась в ту сторону,
— Это он? — догадалась Ветка.
— И даже не мираж, — подтвердила Лёка. — Ты его заказывала?
— Нет, — насупилась Ветка, крепче сжимая кнутовище.
Самобой уже встал на дыбы, нервно подёргивая кончиком кнута.
— И я нет, — вздохнула Лёка, поднимая лук.
Моргощь возлежал на широкой кочке, которая мерно покачивалась на воде креслом-качалкой. Голый по пояс. С отлично скроенным торсом, невозмутимым лицом и лениво щурившимися глазами.
— Хорошая задница, — съязвила Ветка, изобразив на лице отъявленную оторву, сожравшую сотню таких Моргощей. — Прокаченная.
— Угу, — закусив губу, промычала Лёка, чувствуя нечто непонятное.
Оберег медленно разогревался. Враг перед ней. Однако душа заметалась… то ли в предчувствии, то ли испугавшись какого-то… неприятного открытия, что ли?
Вокруг кочки с вальяжно расположившимся колдуном полотно ряски разорвали плещущиеся в болоте голенькие беленькие девицы. С шикарными нечёсаными шевелюрами и большими стеклянными глазищами. Они что-то весело щебетали, изображая синхронное плаванье, кто во что горазд.
— А это она? — кивнув в сторону другой кочки, полюбопытствовала, как-то резко расслабившаяся Ветка.
Невероятная, неповторимая, неописуемая красавица оживляла пейзаж изящными формами такого же белоснежного тела, как у лопатниц — дев-утопленниц. Её нежно-зелёные волосы окутывали обнажённое тело ручьями, впадающими в болото. Живые — в отличие от лопатниц — глаза зеленели в тон волосам. Пухлые губки приветливо улыбались гостям, приоткрывая жемчужно-белые, на зависть ровные зубки.
— Не, — хором ответили игошка с лучницей.
— Марго никогда не расстаётся с подвеской, в которой ключ, — пояснила Лёка. — Это не безделушка, а оберег. Такой же, как у нас. А наши в межмирье форму не меняют.
Шанель, как ни странно, абсолютно спокойно сидела на её плече, крутя пальчиками, словно наматывая на них нитку. То ли что-то знала, то ли целиком положилась на силу приставников.
— Убивать будем? — встрепенулась Ветка, с удивлением воззрившись на сестру. — А то у меня в душе такое умиротворение образовалось, что я сейчас их целовать полезу.
— Заклятье, — подозрительно вяло пояснила Шанель, свесив лапки. — Сейчас сомлеем, и топить нас будут.
— Тебя можно утопить? — так же вяло откликнулась Ветка, полуприкрыв глаза.
— Не, — булькнула игошка, вслед за лапками свесив и мордочку.
— А я в полном порядке, — недоумевающе резюмировала Лёка и спустила рвущуюся в бой блисковицу.
Прекрасная дева на кочке только и успела, что распахнуть шире глаза и разинуть рот, когда стрела врезалась в её безупречно высокую крепкую грудь. Вспыхивать или искриться красотка не захотела — всё-таки водный дух. Зато завизжала так, что Лёка на пару секунд оглохла.