Простодушны и доверчивы
Шрифт:
— Вот-вот! — поддакнула из банки на поясе объявившаяся Шанель.
— А ты, жаба, засохни! — повелительно проверещала моментально взбесившаяся Лесавка. — Дура мокрожопая!
— Каракатица бородавчатая! — помогла ей подружка, свесившись с ветки и корча рожицы.
— Они что, тоже рядом с людьми ошиваются? — удивилась Ветка. — Откуда они знают о каракатицах?
— Ещё как ошиваются, — язвительно сдала игошка лесную нечисть. — Большак-то не знает. Их тут, как мошки на болоте. За всеми-то не уследить. Вот они
Ветка прыснула, Лёка не смогла удержаться от улыбки. Даже уголки дедовых губ дрогнули в усмешке.
— Вот и шарьтеся тут сами! — обиженно прострекотала одна из Лесавок и пропала с глаз.
— Лохи! — пискнула вторая и тоже поспешила удрать.
— Вот, что с бабами образование делает, — дурашливо посетовала Ветка, сунув палец в банку и поболтав им в лекарстве.
— Не балуй, — строго проквакала Шанель, объявившись на плече полковника.
Ухватившись двупалой лапкой за его бороду, игошка заглянула ему в лицо и отрапортовала:
— Я Батюшке Бору о вас донесла. Он звал тебя, воевода, прямо к себе. А будет, кто шутковать по дороге, так Большак велел его попотчевать. Чтоб неповадно было его гостей морочить.
— Спасибо, — добродушно поблагодарил помощницу дед и щекотнул её пальцем под брюшком: — Хозяйка моя велела тебе кланяться. И передать, что в нашем доме для тебя всегда найдётся уголок.
— Когда успели договориться? — пробормотала Ветка, покосившись на сестру.
— Пошли, — пресёк полковник пустопорожнюю болтовню.
И прыгнул в какую-то ему известную точку — видимо разведал, пока пропадал в межмирье.
Внучки поспешили присоединиться и оказались внутри сумеречного леса. У совсем уж необъятного дуба. Верней, под ним, где в траве маячили пять ровненьких пеньков. На одном из них сидел, поджав коленки, маленький сучок в форме рогатки. Ручки-веточки упирались в коленки и подпирали головёнку-жёлудь. Клочок сухого мха служил ему панамкой, а белое птичье пёрышко бородкой.
— Доброго тебе дня, хозяин, — поклонился в пояс Степан Степаныч, подойдя к очаровательному существу. — По здорову ли будешь?
Лёка обалдела: так, это и есть Батюшка Бор? Серьёзно? Самый древний дух и хозяин исполинских дубов вокруг — не считая всей нечисти, что нашла под ними приют. Это с ним все считаются, а самые могущественные духи колдунов боятся связываться?
Она опомнилась и поклонилась вслед за сестрой, коснувшись пальцами земли. И тут вокруг разлилось не так, чтобы громкое, но столь тяжёлое на слух гудение, что голову вжало в плечи.
— Садитесь уже, — степенно прочмокала игошка, похлопав деда по щеке. — Он рад вам.
Роль выбивавшихся из общего стиля пеньков стала ясна: мебель.
Нестерпимое гудение продолжилось.
— Что привело вас к Батюшке? — чинно переводила Шанель для неумеющих гудеть, дудеть и квакать.
— Вражда у нас, — сурово сдвинув седые брови, объявил дед о цели визита.
Сучок кивнул, впервые пошевелившись. Кивок был медленным-медленным — будто на последнем издыхании. Неужели — подумалось Лёке — в малыше сконцентрирована такая мощь, что он еле удерживает её в себе? А она-то считала верхом магической силы умение перепрыгивать через машины. Или стрелять по воронам. Боже, какая наивность!
Дед сжато и по существу рассказал историю их обращения в приставников. Словно знал, что Батюшка Бор не выдержит долгих посиделок. Сучок сидел неподвижно. Лишь его бусинки-глазки иной раз посверкивали золотыми искрами. Когда полковник закончил доклад, гул возобновился. А игошка затараторила:
— Батюшка не любит колдунов. Те вносят разлад и покушаются на ткань межмирья. Беда будет. Большая беда-разорение. Даже Батюшка не сможет поправить то, что могут порушить неразумные колдуны.
— Ключи, — догадался Степан Степаныч. — Куда они хотят проникнуть? Или вообще решили снять преграду между навью и нашим миром живых?
— Не вашим, — огорошила его Шанель. — А тем, откуда они пришли.
— Из другого мира? — встряла Ветка и тут же скукожилась, предчувствуя кары небесные.
Те не последовали: Бор ответил на её вопрос.
— Из другого, — закивала игошка на плече деда, где внезапно объявился знакомый Лёке Моховик.
Или его собрат по цеху.
— Тока другой мир не в другом месте, а в другом времени, — перевела Шанель и тут же удивлённо выпучилась на Большака: — Батюшка, верно ли я поняла? Не напутала?
— Не напутала, — проворчал Моховик.
И Сучок-Боровичок внезапно исчез.
Моховик мячиком перепрыгнул с дедова плеча на освободившийся пенёк. Развернулся, покрутил длинным мышиным носом и объявил:
— Батюшка велел кланяться. Да повиниться за него: устал. Невмоготу ему так долго лясы точить. Заснул он. А мне повелел вам пособить. Мол, пора старой ведьме окорот дать. А то и вовсе уторкать, дабы иным неповадно было.
Лёка догадалась, что подразумевается под «уторкать» и не выдержала:
— Если это возможно, почему прежние приставники её… не уторкали?
— Оттого, — строго уведомил Моховик, — что уж больно занеслись, зачванливились. Возомнили, будто силой немеряной награждены, вот и попались, как мыши глупые.