Простое море
Шрифт:
— Абрам, ты останешься в мотоботе, — сказал старпом. — Будете вахтить по часу. Давай, выгребайся, — кивнул он мотористу. — Следующий час будет твой. Потом — Ломакин. Дай-ка саквояж.
Моторист отдал саквояж и тем же способом полез вверх по трапу. Старпом встал на трап, удифферентовался и, балансируя саквояжем, взбежал наверх. Доктора уже не было. Узколицый человек в ватнике и высоких сапогах подошел к Боброву.
— Пойдемте, я вас проведу, — сказал он, повернулся и пошел вперед, туда, где светились окна домиков и возвышалась
— Давай, служивый, — согласился Коля Бобров. — А что с маячницей, неизвестно?
— Сейчас ваш доктор определит. А так невозможно сказать. Она уже который день то кричит, то в беспамятстве. Вообще-то, она ведь беременна на шестом месяце. Может, от этого что...
— Скорее всего, — кивнул Коля. — А как тебя хоть зовут-то?
— Петром. Я здесь техником работаю по аппаратуре. Питание бесплатное. Свой огородик. Дом на две семьи... Жена радисткой работает. Она сейчас у постели Ирины Петровны.
— Кучеряво живешь, — вздохнул Бобров и стал пить чай из толстой фаянсовой кружки. Ломакин и моторист разулись, забрались с ногами на большой, стоящий у стены сундук и тоже пили горячий темно-коричневый чай.
Из комнаты в кухню зашел высокий худощавый человек лет сорока, одетый в легкий летний китель и почему-то в шапке.
— Бакланов, — кивнул радист. — Начальник.
— Здравствуйте, — сказал Бакланов. — Петя, поставь еще ведро воды... — Он сжал ладонями виски. — Четвертый день...
Петр набрал из бочки воды в ведро и поставил на плиту.
— Очень худо? — спросил Бобров.
Бакланов опустил руки, удивленно посмотрел на него и произнес:
— Хуже некуда...
— Что доктор говорит?
— Думаете, я что-нибудь понял... Какой-то ненормальный аппендицит. Как это он назвал... абсцесс. Да, абсцесс. Он еще чего-то много говорил...
— Аппендицит — это не страшно, — сказал Бобров. — Три раза ножичком чирикнет — и вся игра. Если, конечно, пинцет в животе не забудет. Это у них случается.
— Господи, она же беременна! — крикнул Бакланов. — Ее нельзя резать!
Петр открыл дверцу печи и стал запихивать туда дрова. Из двери вышла молодая худенькая, очень некрасивая женщина.
— Петя, приготовь тёплой воды доктору руки помыть, — сказала она. — Доктор говорит, что... — Она умолкла, увидев Иллариона Кирилловича. Тот плотно прикрыл за собой дверь.
— Ну, Вячеслав Алексеевич, операция неизбежна, — сказал доктор и положил руку на плечо Бакланову. Тот молчал. — Ждать нельзя. Она погибнет.
— Почему? — спросил Бакланов. — Разве от аппендицита умирают?
— Да, умирают. У нее гнойник на слепой кишке. Если он лопнет — будет очень худо. Будет смерть, короче говоря. А он может лопнуть каждую минуту. Мы уже затянули с этим делом.
—
— Это прощупывается.
— А как будет с ребенком?
— Плод придется удалить. Не бойтесь, у нее еще будут дети.
— А если я не соглашусь? — спросил Бакланов.
— Я буду оперировать без вашего согласия, — вежливо сказал доктор.
— А если я вам не дам оперировать?..
Доктор пожал плечами.
— Вы это не сделаете, если вы не враг своей жены. Лучше будет, если вы сейчас к кому-нибудь уйдете. Галина Михайловна, слейте мне на руки.
— Доктор у нас молодец, — сказал старпом. — Вы ему верьте. Ему можно верить.
Доктор кинул на Боброва удивленный взгляд и снова стал внимательно смотреть на струю воды, льющуюся ему на руки из большого, давно не чищенного медного чайника. Он мыл руки долго, неторопливо, еще и еще раз намыливая их, как бы массируя свои сухие, длинные пальцы. И всем было непонятно, зачем человек так долго и так тщательно моет руки. На Бакланова это подействовало успокаивающе. Он тихо откашлялся, сказал:
— Правда, мне лучше уйти. А когда...
— Вас позовут, — сказал доктор. — Предупреждаю, это будет не скоро. Мне надо сделать две операции...
— Вы не сомневайтесь, — снова сказал старпом. — Илларион Кириллович работал хирургом в большом госпитале. У него было звание майора медицинской службы.
— Это хорошо, — сказал Бакланов, снял с гвоздя полушубок и, не надев его, вышел.
— Дела, — покачал головой Петр. — Всех микробов отмыли, наверное.
— Всех не отмоешь, — сказал доктор и снова стал намыливать пальцы. Наконец он последний раз смыл с рук белоснежную пену, вытер руки поданным Галиной полотенцем и опустил рукава халата.
— Ни пуха ни пера, — сказал старпом.
— Идите к черту, — чуть улыбнулся доктор. — Я запамятовал, — обратился он к Галине, — там есть таз?
— Один эмалированный, другой цинковый, — сказала женщина.
— Очень хорошо. Пойдемте, уважаемая. Будете мне ассистировать...
Каждый час очередной матрос, покряхтев, уходил на вахту. Отправив матроса, Коля Бобров менял позу и снова начинал дремать. В три часа ночи зашел Бакланов.
— Волнуемся? — мягко улыбнулся Коля.
— А ты как думал?
— Так и думал, — вздохнул Коля. — Я сам волнуюсь. Жутко, когда за стенкой человека режут.
— Я все хотел ее на материк отправить рожать. Говорили, что вы подойдете к концу ноября. Хотел отправить с вами. Зимой от нас не выберешься... А тут вот какое дело.
— На материк ее так и так надо отправлять. Теперь уже на санитарном вертолете придется. После нас никто не придет.
— Будет ли еще кого отправлять, — мрачно произнес Бакланов.