Пространство памяти
Шрифт:
Однако оговорка тут же представилась ему не такой уж и случайной: в ней было больше смысла, чем в предложении просто выключить свет. Стоя возле кровати Софи, он на миг задумался: может, лучше вообще не родиться на свет, чем кончать жизнь без памяти и с мокрыми простынями? Но Софи, как это подчас бывало, вдруг бесстыдно улыбнулась — в глубине ее голубых глаз мелькнула жадность.
— А ты не мог бы принести мне этих... сладенькие... как их там? — попросила она. — Мне бы одну-две штучки.
— Печенья? — Джонни сделал строгое лицо. — Ты хочешь печенье перед самым сном? Но они же сладкие!
— Ну, тогда одно — простое! — прошептала Софи. — Без крема.
Джонни рассмеялся. Радость
— Я принесу тебе всю пачку, — сказал он Софи. — Можешь есть их в темноте. Почему бы и нет?
Она кивнула и хитро улыбнулась. Но когда Джонни вернулся, она уже спала, лежа на спине с открытым ртом. Она еле слышно, неглубоко дышала, обнажив кривоватые зубы. На столике возле кровати лежала еще одна пара искусственных челюстей. Глаза ее были закрыты, впрочем, не до конца. Между верхними и нижними веками виднелась узкая светлая полоска. Она спала, но не тем крепким и сладким сном, каким спят в детстве.
Джонни вернулся в гостиную и сел на кушетку; мысли его бегали: он думал то о Софи, сладко спавшей в своей постели, то о девушке в соседнем доме. Казалось, он и Софи, каждый по-своему, зачарованы призраками. Пифия создавалась совместными усилиями. Бонни лишь наметила контур, который он заполнил собственными деталями; много лет назад Софи, возможно, поступила так же с полосатым блейзером Элвы. Мысли плавным потоком проносились у него в голове — он уже с трудом отличал их от сновидений, ощущая, как сам меняется под их незаметным воздействием. Спустя немного, устав от попыток разобраться, он лег и наконец уснул.
Глава четырнадцатая
Проснувшись на следующее утро, Джонни услышал, как по крыше стучит дождь. Сырой туман окутал город, улица Маррибел выныривала из пустоты и вновь исчезала. Из окна, выходящего на балкон, виднелись очертания почты и пивной; смягченные неровными струями воды, они, казалось, медленно таяли.
Поняв, что дождь зарядил надолго, Джонни вернулся к Софи, чтобы попробовать заставить ее переодеться. Платье, таинственно исчезнувшее позавчера, сегодня снова выплыло на поверхность, и Софи натянула его поверх ночной рубашки. Как она ни сопротивлялась, Джонни твердо стоял на своем.
— Не пойду я в магазин с кем-то, у кого из-под платья торчит драная ночнушка, — заявил он.
— Я же тебе не говорю, что надеть, — отвечала Софи, но в конце концов все же сдалась и согласилась переодеться.
К тому времени, когда она сняла платье, стащила ночную рубашку, надела жуткую нижнюю юбку и вновь натянула платье, она уже весело щебетала о чем-то и собиралась приготовить Джонни завтрак.
— Попробуй-ка сначала вот это! — предложил ей Джонни, очистив апельсин и разрезав его на дольки.
Потом он стал думать о Бонни просто так, чтобы посмотреть, что же прежде всего возникнет у него в памяти. Вот она — маленькая, веснушчатая, оживленная, далекая. Он попробовал вспомнить пифию, но обнаружил, что пифии уже не существует. В памяти осталось лишь воспоминание о собственной выдумке — и ничего больше.
Оставив Софи расправляться с апельсином, Джонни отправился в ванную, принял душ и тщательно побрился. Ничего, что кожа будет раздражена, — все лучше, чем отросшая щетина, которая делала его похожим на реконструкцию первобытного человека. Выстиранная вчера рубашка была еще влажной, хотя и не такой мятой — отвиселась за ночь. Он все же надел ее и постарался разгладить руками, утешая себя тем, что в основном она будет закрыта блейзером. Лицо, смотревшее на
И тут неожиданно поймал новое выражение на своем лице. Он помнил, как оно улыбалось, смеялось, сердилось, помнил его и в ярости, и в отчаянии, когда, запершись в комнате, оплакивал Дженин, которую любил всем сердцем, несмотря на все ее придирки. Но никогда прежде он не видел на своем лице такой отрешенной печали. Чего-чего, но этого он не ожидал.
— Послушай, Софи, — позвал он. — Я выгляжу каким-то умудренным жизнью старичком, а ведь мне всего девятнадцать. Как это может быть?
— Не волнуйся! Это пройдет, — произнесла она как ни в чем не бывало прямо у него за спиной.
Джонни чуть не подпрыгнул — он не ждал ответа. Он улыбнулся и замигал. Плеер он оставил наверху — впервые за много недель он выходил на улицу без него.
— Софи, я выйду ненадолго, — сказал он, подойдя к двери.
— Не очень задерживайся, хорошо? — попросила она. — Одной сидеть не очень-то весело.
— Я не задержусь, — успокоил он ее.
— Ты ведь вернешься? — настаивала она.
— Я же всегда возвращаюсь, — ответил с грустью Джонни. — Я просто запрограммирован на возвращение.
Он сбежал по лестнице на улицу и зашагал к центру города.
Дождь уже не лил с такой силой, порой он едва моросил. Джонни было тепло в полосатом блейзере, он бодро шагал по притихшим под дождем улицам и смотрел сквозь струи дождя, как на глазах меняется город. Все озарялось таинственным светом. Не только почта, но и "Системы искусственного интеллекта" как-то по особенному сияли. "Войти бы в 'Искусственный интеллект' и заказать Софи новую память", — подумал Джонни. Это будет индивидуальный заказ, но в новой памяти уже не останется ни Эррола, ни дядюшки Брайена, ни Джонни с его полосатым блейзером. Если на то пошло, не мешало бы и ему самому позаботиться о новой памяти, ведь часть его собственного прошлого записана неверно. Хотя обычно считается, что память четко регистрирует прошлое, Джонни теперь ясно видел, что она допускает страшные ошибки и вечно пересматривает, дополняет, переписывает происшедшее. Ведь даже файл, заведенный Софи на Элву, все еще не закрыт, потому что в него теперь вносится Джонни, даром что записи тут же выцветают, так что их и прочесть невозможно.
Джонни шел дальше. По маленькой карте, которую дала ему Бонни, он быстро нашел Совет по делам престарелых. Джонни едва не пожалел, что так скоро пришел. Ему хотелось идти и идти по спокойным улицам, затянутым дымкой дождя, и наслаждаться одиночеством. Оказавшись у двери, которую он искал, Джонни вдруг заколебался. Он походил перед зданием, размышляя о том, что бы он подумал на месте социального работника, если бы вдруг к нему явился тип вроде него и поведал странную историю о жизни Софи. Но раз уж он потрудился привести себя в приличный вид, жалко было бы этим не воспользоваться. Приподняв плечи, он сунул руки в карманы и вновь обнаружил там ключ от дома Софии. Вынув ключ, Джонни положил его на ладонь и глядел на него до тех пор, пока ему не начало казаться, будто ключ и ладонь как-то связаны между собой. Он глубоко вздохнул, прошел по дорожке к старому дому и открыл боковую дверь.