Пространство (сборник)
Шрифт:
В окне рассвет идёт на смену мраку.
Там голубю привольное житьё...
Она сейчас должна поднять в атаку
Всё обаянье юное своё.
На блузке брошь с тяжёлою оправой,
И пальцы молодые холодны...
Зачем такой,
никчёмной и неправой,
Глаза такие гордые даны?
За окнами, покинув горстку проса,
Уходит голубь в купол голубой...
Из века в век поэзия и проза
Смертельный
1954
* * *
В семнадцать лет я не гулял по паркам,
В семнадцать лет на танцах не кружил,
В семнадцать лет цигарочным огарком
Я больше, чем любовью, дорожил.
В семнадцать лет с измызганных обмоток
Я шёл, и бил мне в спину котелок,
И песня измерялась не в куплетах,
А в километрах пройденных дорог,
...А я бы мог быть нежен, смел и кроток,
Чтоб губы в губы, чтоб хрустел плетень!..
В семнадцать лет с измызганных обмоток
Мой начинался и кончался день,
1952
ЧЁРНЫЙ ХЛЕБ
Я помню хлеб. Он чёрен был и липок —
Ржаной муки был грубоват помол.
Но расплывались лица от улыбок,
Когда буханку ставили на стол.
Военный хлеб. Он к щам годился постным,
Раскрошенный, он был неплох с кваском.
Он вяз в зубах, приклеивался к дёснам,
Его мы отлепляли языком.
Он кислым был —
ведь был он с отрубями!
Не поручусь, что был без лебеды.
И всё ж с ладони жадными губами
Я крошки подбирал после еды.
Я неизменно с острым интересом
И с сердцем замирающим следил
За грозным, хладнокровным хлеборезом.
Он резал хлеб!
Он чёрный хлеб делил!
Я восторгался им, прямым и честным.
Он резал грубо, властно, без затей,
Горелой коркой,
как в угле древесном,
Испачкавшись почти что до локтей.
На нём рубаха взмокла холстяная.
Он был велик в восторге трудовом.
Он резал хлеб,
усталости не зная,
Лица не вытирая рукавом!
1955
* * *
Я видел мир таким, какой он есть,
Тот страшный мир с яругами кривыми,
Со степью снежною, где места нет, чтоб сесть,
С примёрзшими к винтовкам часовыми.
С путём бессонным от костра к костру,
С берёзами, издёрганными ветром,
С
Гудя, уходит в землю на полметра.
Я видел мир, где чёрная вода
Из мелких лужиц и канав целебна,
Где в небо звёздное взлетают города
И к сапогам ложатся слоем щебня.
Сейчас повис он, стихший до утра,
Какой-то незнакомо оробелый,
В дрожащей капле у конца пера,
Безмолвной ночью над бумагой белой.
1951
ЛОШАДЬ
Ракета, атмосферу прорывая,
Уйдёт туда, где теплится звезда...
А ты, о лошадь, ты душа живая,
В наш сложный век исчезнешь без следа.
Ты шла, влача громоздкость катафалка,
Ты в бой летела, яростно трубя,
Ты ковыляла пахотой. Мне жалко,
Печальное животное, тебя.
Ты на дыбы не встанешь средь базара
Перед цыганом, глаз скосив со зла,
Губой не тронешь мёртвого гусара,
В траву густую павшего с седла...
Наделена и жалостью и злобой,
Была ты и надменна и кротка.
Тряслась под коронованной особой
И под тщедушным телом бедняка.
Но пробил час, и ты уходишь, лошадь,
Назад куда-то, в средние века.
А я б хотел вожжами огорошить
С ямщицкою тоской коренника!..
Ещё ты попадаешься покуда,
Почёсываясь хмуро о забор,
Копыта врозь, стоит смешное чудо,
Но вынесен суровый приговор.
1958
ПРИКИНЬ!..
Он приближается, предел,
Горчащий, как полынь...
Чего ж ты в мире не успел?
Задумайся. Прикинь.
Быть может,
ты недодышал?..
Тогда скандал. Аврал!
Быть может, в чём-то недожал?
Недопил? Недобрал?
Лежи,
уставившись в упор,
Упорно, в потолок...
Быть может, где-то недопёр?
Не взял? Недоволок?
Зовут оттуда голоса!
Уже конец.
Аминь!..
Зажмурив накрепко глаза,
В последний раз прикинь.
1973
ЗДРАВЫЙ СМЫСЛ
Смеются, плачут ли навзрыд
народы,
точно дети...
Но здравый смысл один царит
на этом белом свете.
Конечно:
пища хороша,
и ни к чему отрава...
На свете каждая душа