Простые люди
Шрифт:
Заместитель министра обещал сделать все, что в его силах. Но его унылый вид огорчил министра. Эти постоянные служащие народ хоть и дружелюбный, но сплошь фаталисты. Министр вздохнул и потянулся к телефону.
Тяжелее всех пришлось Тонману. Целый день он провел в страхе, ожидая вызова в правление, и лишь к вечеру вышел спокойно посидеть за стаканчиком. Однако портовики, его старые кореши, не дали Тонману даже войти ни в одну из трех знакомых забегаловок - все отворачивались, стоило ему появиться на пороге. В глубоком унынии он ушел и зашагал по прибрежным улочкам. Вдоль порта через равные интервалы
Теперь все изменилось. Бумажная волокита, телефонные звонки, процедурные вопросы и сферы полномочий - от всего этого у него пухла голова. А душа была добрая, преданная. И вот сейчас, неожиданно оказавшись изгоем, он ужасно страдал и время от времени даже останавливался, чтобы успокоиться. Но стоило ему остановиться, как река, и краны, и ветер, гонявший мусор, которого на портовых улочках всегда хватало, и каменные дома, и очертания нависавших из темноты огромных контейнеров - все это наполняло его такой безысходностью, что он тут же шел дальше.
Наконец ноги снова завели его в бар. Там сидели моряки, но все англичане - они его едва знали. Тонман сидел и пил в одиночестве, когда к нему подошел незнакомец.
– Вы профсоюзный деятель, - сказал он. С трудом отвлекшись от своих мыслей, Тонман ответил утвердительно.
– Я вас вроде уже видел. Вы Маллиган?
Тонман ответил отрицательно.
– Знаете его?
Тонман спросил незнакомца, кто он такой.
– Репортер. Мне нужен материал. Эта забастовка...
Тонман перебил его и спросил, не он ли случаем дал материал в газету, где впервые было напечатано, что забастовка неофициальная.
– Именно я, - сказал репортер с вполне понятной гордостью.
– Сейчас хочу дать продолжение.
Тонман по характеру был человек обстоятельный. Он спокойно допил пиво, отодвинул кружку в сторону. Звук удара заставил моряков замолчать. Они с любопытством поглядели на растянувшегося на полу репортера, потом с почтением - на здоровенного мужчину, который умел так ловко и без шума делать такие дела. Бармен позвал двух своих помощников, и они вытащили поверженного репортера на улицу.
– Он вас оскорбил?
– поинтересовался бармен, протирая стакан.
Но Тонман не был настроен болтать попусту.
– Он хотел продолжения, - ответил Тонман. И сразу вышел.
– Я имел с Буллменом долгую беседу, но дело стоило того, - сказал министр. Шел третий день забастовки, однако министр явно был в приподнятом настроении.
– Есть результаты?
– спросил замминистра.
– Будут. Оказывается, Беггс - человек новый,
– Маллиганом, - поправил постоянный замминистра. Он был аккуратист.
– Это неважно. В общем, Буллмен пропесочил Беггса: зачем припер Малони к стене, а потом еще разгласил заявление этого болвана, что они действуют неофициально? Отнял возможность потянуть резину.
– Недаром он старший директор, - в голосе заместителя министра звучало одобрение.
– Буллмен со всем согласился. Он слишком стар, чтобы мериться силами с докерами.
– И что же будет?
– Я напишу письмо с предложением обратиться в арбитраж. Компания и профсоюз напишут мне в ответ, что они согласны.
– Выразив протест, надо полагать.
– Безусловно. Правление компании немного побрыкается, мол, как это вмешиваются в их дела, но больше для вида. В конце концов они уступят. По-моему, к тому есть все основания.
– Уступят, куда им деваться. Знаю я их. Но как профсоюз будет вести переговоры? Забастовка-то неофициальная.
– Весь их исполком был в отъезде. Теперь они согласятся, что без них тут наделали дел. При таких обстоятельствах обе стороны посмотрят на это... нарушение сквозь пальцы.
– Ага. Без них наделали дел. Значит, нужен стрелочник. Бедняга Маллиган.
– Да он просто олух. Связал исполком по рукам и ногам, не 'имея на то ни малейших полномочий. Кстати, до меня дошло, что он слег...
– А как насчет Беггса? Ведь по справедливости...
– Бросьте, - мягко упрекнул министр своего заместителя.
– Что такое справедливость? Заместитель министра вздохнул.
– Отвлеченное понятие. Кстати, о справедливости. Снова звонил министр юстиции.
Всякий раз, когда речь заходила о министре юстиции, министр промышленности и торговли терял власть над собой.
– Опять этот сапожник, - процедил он.
– Речь идет об оскорблении действием. Работник профсоюза в каком-то баре потрепал журналиста. Я попросил их сильно не усердствовать.
– Правильно. Мученик за дело рабочего класса - это нам сейчас не нужно. Из-за чего они сцепились?
– Бог их знает. Это тот самый журналист, который первым написал, что Маллиган объявил забастовку неофициальной.
– И здорово ему досталось?
– Кажется, перелом носа. Министр снова повеселел.
– Отлично, - сказал он, потирая руки и улыбаясь неизвестно чему.
На пятый день забастовка кончилась, и люди вернулись на работу. За это время профсоюз изучил причины, вызвавшие прекращение работы; министр выступил с резкими словами о том, что расплачиваться приходится простым ирландцам; правление компании признало, что в деле имелись особые обстоятельства, и удовлетворило поставленные требования. Это обошлось компании примерно в двадцать четыре фунта, потому что весь сыр-бор разгорелся из-за двенадцати укладчиков. Таким образом, опасность удалось отвести, и обе стороны сохранили достоинство. И лишь Маллиган не разделял общей радости. По вызову исполкома профсоюза и по настоянию Тонмана он поднялся с постели и предстал перед собравшимися. Члены комитета с каменными лицами встретили Маллигана, когда он вошел со своим заместителем Тонманом, как всегда скорбно сопевшим.