Против черного барона
Шрифт:
Во вторую атаку заходим не с юга, а с запада. Внизу уже не караван, а беспорядочное скопление пароходов. Над ним висит черное облако дыма.
Снова целюсь по тому самому большому пароходу. На его капитанском мостике теперь не видно ни одного человека. Пулеметы противника строчат непрерывно. Но сейчас они вряд ли достанут меня своим огнем: высота тысяча метров. Поточнее прицеливаюсь и одну за другой опускаю за борт две бомбы.
Осматриваю группу. Все пять аэропланов, сомкнувшись «гусем», идут за мной. Соловьев выбрасывает руку и тычет большим пальцем вверх: мол, здорово поработали.
Держу
В воздухе начинают рваться снаряды. Шапки разрывов все гуще и ближе. Перед нами вторая наша цель — передовые позиции Врангеля. Их обороняют отборные офицерские подразделения. Обрушиваемся на них с тыла, поливая окопы огнем из пулеметов. Пусть почувствуют разящую силу штурмовых ударов с малой высоты!
Пересекаем линию фронта. Каждый старается строго выдержать строй. Теперь уж для красоты: ведь с земли нами любуются красные бойцы.
Вот и Аскания-Нова. Самолеты расходятся для посадки. А я лечу дальше, к Чаплинке, чтобы сбросить там вымпел с боевым донесением.
Наш налет на вражеский караван судов оказался очень эффективным. Мы не только нанесли белякам большой урон в живой силе и технике, но сломили их морально. Поняв, что они обнаружены, что их десант будет встречен на берегу во всеоружии, врангелевцы повернули вспять.
У меня, как и у всех летчиков, групповой налет на белый десант оставил самое приятное воспоминание. Никаких потерь, никто не получил ни одной царапины. А ведь мы побывали, можно сказать, в аду. Вот что написал мне много лет спустя мой бывший механик, а ныне инженер-полковник в отставке, Константин Дмитриевич Ильинский.
«Как всегда, вы сели последним. Я начал осмотр самолета. И что же увидел! На правом нижнем и верхнем крыле много рваных дыр от пуль и осколков снарядов. На левом крыле пробит лонжерон в консольной части. Досталось и фюзеляжу: перебито несколько расчалок и трос руля поворота, множество пробоин оказалось в полотняной обшивке. Одна из пуль пролетела в полу рядом с сиденьем летчика. Сделай она маленькое отклонение, я бы вас не дождался из этого вылета. Несколько пулевых отверстий я обнаружил в хвостовом оперении. Словом, на самолете не было живого места… Мне в помощь дали столяра из 6-го отряда и моториста Сеню Фадеева. К утру мы самолет отремонтировали… Утром опять выпустил вас в боевой вылет. И так много, много раз…»
На следующий день, 26 мая, примерно в одиннадцать часов Иван Дацко обнаружил в Перекопском заливе у вражеского берега еще пять судов. Его донесение было немедленно передано в Чаплинку.
Летчики взяли Перекопский и Каркинитский заливы под такое строгое наблюдение, что в дневное время не мог пройти незамеченным ни один неприятельский пароход. Почти ежедневно мы обстреливали и бомбили суда белых.
Даже нам, недавно прибывшим сюда людям, интенсивное движение морского транспорта противника показалось необычным. Но вышестоящее командование почему-то не придало нашим донесениям должного значения. Потом оно спохватилось, поняло, что черный барон готовится
…Наша авиагруппа ежедневно совершала по десять — пятнадцать вылетов. Белогвардейцы, конечно, обратили на это внимание и трезво оценили неожиданное появление красной авиации под Перекопом. Они перебросили сюда новые зенитные подразделения. Их самолеты все чаще стали появляться над Армянском, Ишунью и Турецким валом. Один даже осмелился прорваться к нашему аэродрому. Вот как это было.
Я стоял около своей машины, когда кто-то крикнул:
— Беляк пришел!..
Высоко над аэродромом летел новенький «ньюпор» французской постройки. На его крыльях четко различались трехцветные круги. Он пришел не с юга, а с северо-запада. Потому и не заметили его наши посты наблюдения. Беляк стал нагло кружить над нами. Он явно вызывал кого-либо из нас на бой…
— Товарищ командир! — крикнул Костя Ильинский. — Ваш аппарат к вылету готов!..
Меня и самого подмывало подняться в воздух и проучить наглеца. Но тут один за другим ко мне стали подходить летчики:
— Разрешите мне?
Соловьев пожелал взлететь в паре с Захаровым, чтобы взять в клещи баронского аса.
Но я решил иначе. Бой будет проходить на глазах у всех летчиков и мотористов. Значит, вести его надо по-честному — один против одного. И послать следует кого-нибудь из молодых: себя проявит и другим покажет пример.
Остановился я на Якове Яковлевиче Гуляеве, которого товарищи по-дружески величают Як Якычем, Этот молодой летчик-коммунист прибыл к нам недавно, но уже хорошо показал себя в боях. Маленький, ничем не приметный на земле, он буквально преображался в воздухе, смело атаковал врага, вовремя приходил на выручку товарищу.
Когда Гуляев взлетел, все заметили, что врангелевский летчик покачал крыльями. Будто просигналил:
«Вижу. Готов. А подайте-ка сюда вашего храбреца».
Стоявшие рядом со мной Соловьев, Иншаков, Васильченко, Дацко и Захаров обменивались короткими репликами. Чувствовалось, что они тревожатся за товарища. Говорили, что старенький Яшин «Ньюпор-17» не идет ни в какое сравнение с новой машиной врангелевца. К тому же беляк имеет преимущество в высоте.
А каково же было мне, командиру? Ведь именно я послал его на поединок с врагом.
Вначале сближение двух «ньюпоров» казалось безобидной игрой. Один мчится по большому левому кругу, другой тоже спешит к нему, круто ввинчиваясь в небо. «Эх, спешит Яша по молодости», — невольно подумал я.
Вдруг вижу: врангелевец бросается вниз, на Гуляева. А тот как ни в чем не бывало продолжает подъем по спирали. Ослеп, что ли?!
— Со стороны солнца заходит, гад! — зло говорит Соловьев. — Яков его не видит…
— Яша! Он атакует! — кричит Васильченко.
Будто услышав предостерегающий возглас товарища, Гуляев ныряет вниз и круто разворачивается.
Я с облегчением вздохнул: теперь солнце не бьет в глаза Як Якычу. Но противник у него оказался опытным, ловко выполнил первый заход. Вот снова ринулся в атаку. Яша развернулся ему навстречу.
Между «ньюпорами» — не более трехсот метров. Белогвардейский офицер и Гуляев сходятся, как говорится, глаза в глаза. Кто не выдержит, отвернет, тот и может оказаться сбитым.