Против черного барона
Шрифт:
— Как Карл Карлыч?
Савин съездил в Чаплинку и привез старичка врача. Тот осмотрел мальчика и сказал, что он очень слаб и вряд ли выживет. А лекарств, которые могли бы помочь, сейчас не то что в Александровске или Харькове — в Москве не достанешь…
В тот же день нашего Карла Карловича не стало. Похоронили его рядом с Иваном Федоровичем Соловьевым. Тяжко было смотреть, как плачет богатырь Скаубит, не раз глядевший смерти в глаза.
После похорон мы с Савиным проводили Скаубитов домой. Я разрешил Карлу Петровичу несколько дней не приходить на аэродром,
— Не стоит вам сегодня лететь, — по-дружески сказал я Скаубиту.
— Иван Константинович! — вскинул он на меня глаза. — Если бы не барон проклятый… не война… мой маленький Карлуша был бы жив…
Больше он говорить не мог. Я тоже не сказал ни слова.
Скаубит слетал. Отлично сел и, как всегда, четко доложил о выполнении задания. Позже техник отряда Матвеенко сообщил мне, что обнаружил в его самолете более тридцати осколочных и пулевых пробоин. На шасси оказались остатки листвы. Видимо, Карл Скаубит расстреливал белогвардейцев с бреющего полета…
Из Сокологорного с подводами, доставившими нам несколько бочек бензина, приехал комиссар авиагруппы Алексей Кожевников. Он долго беседовал со Скаубитами. Марии Ивановне предложил на время уехать из Аскании-Нова в любой город, в который она пожелает. «Военный совет армии, — сказал он, — поможет вам получить комнату, работу, продовольственные карточки, пособие…» Но Мария Ивановна наотрез отказалась:
— Я буду здесь… с большим Карлом… Он сейчас слабее ребенка…
И она провела рукой по голове мужа, поседевшего за один день.
Когда Кожевников вернулся от Скаубитов в штаб, мы обсудили положение на фронте. Комиссар группы отметил, что врангелевцы подтягивают свежие силы. Только в одном полете 2 июня Петр Христофорович Межерауп обнаружил на Чонгарском полуострове пять новых артиллерийских батарей, а на станции Джимбулук — эшелон с орудиями и два бронепоезда. Я, в свою очередь, доложил, что в район Перекопа белогвардейцы тоже подбросили несколько пехотных и артиллерийских частей. Мы тут же наметили ряд мер на случай неожиданного прорыва противника.
Этот разговор состоялся 5 июня. В тот же день Кожевников уехал в Сокологорное.
Дальнейшие события показали, что в целом мы правильно оценили обстановку. Барон Врангель, опираясь на щедрую помощь английских, французских и американских друзей, действительно готовился к наступлению.
Обеспокоенный выводами, которые были сделаны на совещании, я решил съездить в 16-й авиаотряд, располагавшийся на хуторе Балтазаровском. Нужно было предупредить его командира о возможном наступлении врангелевцев, проверить, как идет там боевая работа, и кстати повидать Ивана Дацко, которого недавно перевели туда, на свободный «ньюпор».
Из Аскании-Нова выехал в ночь на 7 июня. Старенький «пеню» резво бежал по грунтовой дороге. Вокруг не было видно ни одного огонька.
Когда проехали примерно полпути, начало светать. Внезапно слева, на юге, замелькали красноватые вспышки.
Я приказал шоферу остановить машину. Вскоре издалека донесся мощный грохот канонады. Сориентировавшись, понял, что орудия бьют в районе Перекопского залива. Значит, стрельба ведется не только с суши, но и с кораблей…
— Артподготовку, мерзавцы, начали! — вырвалось у меня.
Из темноты выскочил всадник.
— Стой! — остановил я его. — В чем дело?
Всадник оказался вестовым 3-й стрелковой дивизии.
Сдерживая коня, он доложил, что еще с вечера в расположении противника было замечено передвижение войск. А сейчас вот белогвардейская артиллерия на всем фронте открыла сильный огонь.
— Видать, утром начнется, — заключил вестовой и, хлестнув коня, помчался дальше.
Я решил немедленно вернуться в Асканию-Нова. Раз противник начал наступление, мое место там, где находится основная часть авиагруппы. Да и предупреждать командира 16-го отряда было уже незачем.
Белые вороны
Утро 7 июня 1920 года только начиналось, когда на аэродроме Аскания-Нова приземлился «ньюпор». Мы ожидали возвращения летчика Иншакова с юга, но прилетел он с запада. Оказывается, уже успел побывать в Чаплинке. Причем не вымпел там сбросил, а сел и лично доложил начальнику штаба Перекопской группы войск о результатах разведки.
Выпрыгнув из кабины, Василий Иншаков подбежал ко мне. И всегда-то подвижной, он сейчас просто кипел, распаленный увиденным в полете.
— Товарищ командир! — начал летчик. — Никогда такого не видел! Их как сельдей в бочке! Хоть с закрытыми глазами стреляй — все равно ни одна пуля не пропадет. Я сбросил бомбы прямо в гущу вражеских войск.
— Товарищ Иншаков, — успокоил его я. — Давайте присядем, и вы доложите обо всем по порядку.
Мы сели на траве, я достал карту, и Вася начал докладывать. От его рассказа мне стало жарко.
Иншаков появился над перешейком как раз в тот момент, когда из ворот Перекопской крепости выкатывалась многотысячная масса пехоты — не меньше трех дивизий. Впереди двигались броневики и танки. Врангелевцы перешли в наступление по всему фронту. Их артиллерия вела бешеную стрельбу по переднему краю и ближайшим тылам наших войск. С залива белых поддерживали огнем миноносцы и крейсера. Южнее Турецкого вала сосредоточилась врангелевская кавалерия.
Что мог сделать один красный летчик на стареньком «ньюпоре»? Он снизился, сбросил две бомбы на передовые цепи белогвардейцев и открыл по ним огонь из пулемета. Бил до последнего патрона. Но главное — Иншаков своевременно обнаружил участки, на которых противник начал прорыв, определил районы сосредоточения его основных сил.
С тех пор прошло почти полвека. Теперь из многочисленных документов мы хорошо знаем, как готовилось и осуществлялось это генеральное наступление Врангеля. Какую серьезную угрозу оно представляло для молодой Советской Республики, ясно всем.