Против течения (сборник рассказов)
Шрифт:
Иногда они, Серёжа и Катя, в редких перерывах между занятиями «Спортом», беседовали и о превратностях жизни, загорая на песочке и слушая плеск неугомонных кисегачских волн. Хорошо им было на острове! Никто их не беспокоил и никто не мешал им безудержно и лихорадочно наслаждаться друг другом. Однажды Серёжа в шутку спросил свою наставницу в изысканной науке интимных отношений:
– Катя, а тебе родственники ещё женишка тут не подобрали?
– Да нет пока. Офицеры местные почти все женаты, срочнослужащие всё больше чернота какая–то, поганый народ.
–
– Врут много.
– Я тоже, Катенька, люблю приврать и фантазировать.
– Ты, Серёжа, врёшь ради искусства, чтобы людей порадовать, а они – рады выгоды. Одним словом, чурки.
– Катя, а ты знаешь, сколько у нас тут за колючей проволокой женихов мечтает о такой сладенькой красавице как ты. Может быть, там сейчас какой– нибудь Фёдор Михайлович Достоевский сидит и думает, как вправить мозги нашему глупому народу и направить его на свой, истинный путь.
– Ах, Серёжа, Фёдорам Михайловичам нужны секретарши, а я... совсем другое.
– Но ты же такая красивая!
– Серёженька! Мне очень хорошо с тобой. Ты – самый лучший. Только не зазнавайся и никому не говори об этом. А я знаю, что если через двадцать лет ты случайно встретишь меня, то пройдёшь мимо и даже не вспомнишь, как я любила тебя на этом нашем острове!
– Нет, Катя, у меня хорошая память.
– Это хорошо, Серёжа. Не забывай меня никогда.
Серёжа подумал немного, поразмышлял о причудливых превратностях своей судьбы и неожиданно спросил погрустневшую вдруг Катеньку:
– Катя, а у тебя дети будут?
– Нет, Серёженька, я же предохраняюсь. Зачем мне без мужа дети?
– А как это «предохраняешься»?
– Серёжка! Ну до всего тебе дело есть! Не думай об этом, это – наши женские секреты, а ты ещё... Знаешь, что я думаю?
– Нет, а что?
– Запомни мои слова: Тебе всё равно придётся когда-нибудь сесть за письменный стол. Когда будешь писать свои романы, вспомни обо мне хотя бы одной строчкой... Я же тебя так любила.
– А почему ты, Катя, так думаешь?
– Потому что ты умнее и талантливее всех, кого я встречала в своей жизни.
– Да ну! Не смешите меня, дорогая моя учительница!
– Мы с тобой вместе всего несколько дней. А где твой приволжский акцент? Ты говоришь сейчас, как стопроцентный берлинец. Ты схватываешь всё буквально на лету. Ты когда-нибудь учил наизусть стихи?
– Пять глав из «Евгения Онегина» я вообще–то быстро выучил...
– И сейчас помнишь? – заинтересованно спросила его Катя.
– Конечно. Я проверял. Ни одного слова не забыл.
– А как поэма начинается?
– «Не мысля гордый свет забавить...»
– Молодец. Правильно. А все почему–то думают, что поэма начинается «Мой дядя самых честных правил...». Да ты и по–английски шпаришь уже вполне прилично. Жалко будет, если ты даром растратишь свои таланты.
(Ах, добрая Екатерина Антоновна! Если бы ты знала тогда, что Сергей Васильевич, – по вечному своему легкомыслию – всю свою жизнь будет заниматься только одним делом: напрасным и безвозвратным распылением своих талантов!).
Потом
– Серёжа! А какой у тебя в школе самый любимый предмет?
–Конечно «История»!
И Серёжа энергично вскочил с песка, принялся ходить вокруг Кати и с каким–то неистовым вдохновением удивлять её своими историческими знаниями. Он был и остроумен и логичен одновременно. Его яркое повествование было красноречивым свидетельством тех глубочайших и серьёзных познаний, которые он успел почерпнуть из многочисленных прочитанных им книг (со стороны он, наверное, показался бы беснующимся на эстраде советским поэтом. Он просто осыпал свою слушательницу тем огромным запасом сведений, которыми была буквально забита его беззаботная башка. Наверное, целых два часа Катя слушала его выступление, буквально раскрыв рот от изумления и явно наслаждаясь его ораторским искусством (Серёжа наш действительно любил иногда рассыпаться мелким бесом перед красивыми слушательницами, а для некрасивых и престарелых у этого прожжённого проходимца в лексиконе было весьма ограниченное количество слов: «Нет», «Не знаю», «Извините, я спешу», «Мне некогда»... Ну и всё, пожалуй).
Когда у нашего неизвестного миру оратора начал слегка подсаживаться голос, он остановил своё бурное словоизлияние и вопросительно посмотрел на Катю: «Ну, как?». Катя была в полном восторге. Она налила кружку чая, подала её заповедному Цицерону для смазки утомлённого горла и горячо обратилась к Серёже:
– Серёжка! Да тебе уже сейчас надо книги писать! Всё у тебя получится!
– Что ты, Катя! У нас в школе учитель «Истории» Семён Семёнович говорит гораздо лучше меня, но он же не пишет книг. Только учит детей.
– Пойми ты, Серёжа! Настоящий педагог погибает всю свою жизнь только для того, чтобы наши ученики были умнее и лучше нас. Твой Семён Семёнович – настоящий учитель с большой буквы. А вот тебе нельзя быть педагогом.
– Это почему же?
– Потому что ты, Серёжа, будешь отправлять десятиклассниц не на выпускной, а в декрет.
Вот тут они оба дружно и весело расхохотались. Серёжа побежал к воде охладить свой ораторский пыл, а Катя начала раскладывать на лежаке разные подкрепляющие средства в виде жареной курочки, варёных яичек, свежих помидорчиков и других домашних разносолов.
Когда наши островитяне дружно хрустели мамиными малосольными огурчиками, они вдруг посмотрели друг другу в глаза и снова весело расхохотались. У обоих одновременно мелькнула одна и та же мысль: «Мы же сюда не историю приехали изучать, а совсем другим «спортом заниматься» (Да, читатели, вам, конечно, тяжело. Вам ведь неизвестно, попадёте вы в рай или нет. А наш герой уже пожил там счастливой и беззаботной жизнью, ну примерно как библейская Ева и змей–искуситель).
Но иногда жизнерадостная Катя почему–то печально задумывалась, с какой–то неизъяснимой грустью смотрела на Серёжу. А однажды не выдержала и выдала свои поистине горестные тайные мысли: