Против течения (сборник рассказов)
Шрифт:
И его тревожные ожидания в какой–то мере оправдались. Когда он, после кратковременного отдыха, вернулся в Миасс, на пороге дома его встречала только одна добрая Марфа Сергеевна.
– Здравствуй, здравствуй, Серёженька! А Олечка наша уехала. Приехали на машине её родители и забрали её. Она же в вечернем институте учится. Отец нашёл ей работу поближе к дому. Такие приятные интеллигентные люди! Олечка, конечно, плакала. Вот, она тебе записочку оставила.
В этой, очевидно написанной в чрезвычайной спешке записке было:
«Серёженька!
Моё отношение к тебе никогда не изменится! Сейчас родители делают попытку
Серёжа прочитал это прощальное послание, аккуратно уложил его в карман пиджака и отправился в школу сдавать очередной экзамен.
(Увы! Больше никогда в своей жизни Сергей Васильевич не встретит Ольгу Юрьевну. Даже никогда и ничего о ней не узнает. Вот она была... и вдруг как бы растворилась бесследно в добром уральском воздухе. Вроде и уезжала она в Челябинск, куда вскоре перебрался в студенческое общежитие и Серёжа. Но... Может быть, она вышла за кого–нибудь замуж и переехала в другой город? Ну что же... Счастья тебе, Оленька! Ты не забываешь, как ты Серёжку гардиной по головке погладила? Он всё это помнит. А как это было приятно! Прощай, Оленька!).
А в школе события разворачивались самым неблагоприятным для педагогического коллектива школы образом. Увы, несмотря на титанические усилия учителей, «медальный план» в этом году с треском провалился уже на первом же экзамене. Высокополномочная комиссия только два сочинения оценила на «отлично»: Серёжкино и ещё одной девочки из параллельного класса. Почти все «отличники», кандидаты на медали в один день превратились в самых заурядных «хорошистов» или, ещё хуже, троечников.
И та девочка и соседнего класса, тоже написавшая своё сочинение на пятёрку, на следующем экзамене по математике разволновалась, наделала простых ошибок и получила «тройку». Всё. Школа в этом году осталась без медалей (И это ещё без допингового контроля ВАДа).
Как рассказывали Серёже его доброжелатели, на заседании комиссии Александра Семёновна попыталась что–то промямлить против Серёжкиного сочинения, но Председатель комиссии не пожалел её почётных седин и довольно резковато оборвал её.
– Александра Семёновна! Общее мнение членов комиссии: Сочинение прекрасное! Нет ни одной ошибки не только в русском тексте, но и в английском. Мы же с вами вместе проверяли! Мне тут рассказали, что осенью этот ученик тоже написал прекрасное сочинение, а вы не потрудились посмотреть внимательно и оскорбили его, написав «У кого из классиков списал?». Так вот, уважаемая Александра Семёновна, если древо нашей русской литературы когда-нибудь засохнет окончательно, считайте, что и вы, такой замечательный и опытный педагог, тоже приложили к этому свою руку.
Больше Александра Семёновна не возражала и сидела на заседании комиссии молча, как пришибленная.
А когда в школе остались только «свои» учителя и шло оживлённое обсуждение результатов экзамена, Иван Михайлович, очевидно расстроенный результатами этого экзамена, в горячке спора тоже позволил себе довольно резко осадить спустившуюся с небес «законодательницу педагогических мод»:
– Александра Семёновна! Вы всегда превышаете свои полномочия! Дайте, наконец, дышать молодым педагогам!
(Такова уж судьба у нашего героя Сергея Васильевича: разрушать и валить с Пути русского народа ложных кумиров!...
А потом ещё – это уж для полного счастья несчастной Александры Семёновны! – по школе прошёл слушок, что в кабинет к Ивану Михайловичу заходили две местные, Миасские девушки, выпускницы Челябинского пединститута как раз по литературе и языкознанию... Держись, самая лучшая школьная подруга нашего Серёжки!
А этот Серёжка оказался единственным учеником в школе, который сдал все выпускные экзамены (Врать не будем, но, кажется, всего восемь экзаменов) исключительно на отличные оценки.
Перед последним экзаменом к Серёже подошли Марина Севастьянова и Наташа Баскова. Наташа просто стояла рядом и молчала. Беседу вела умудрённая комсомольским опытом Марина.
– Серёжа, мы собираем по 10 рублей с каждого на выпускной вечер. У тебя есть с собой деньги?
– Нет, денег у меня нет.
(Серёжа ответил чисто автоматически, почти не думая, как опытный конспиративный работник. На самом деле у него были деньги с собой, и не малые. Только что прошла денежная реформа, и Серёжа с помощью знакомых успешно обменял свои «николаевские» купюры на новые радужнокрасные десятки. Две плотно набитых пачки послереформенных денег лежали во внутреннем кармане его пиджака и почему–то мешали ему дышать).
– Ну, тогда попроси десять рублей у родителей и отдай их Вульфику. Он у нас – казначей. – решила вопрос за Серёжу самовластная царевна Севастьянова.
Но Серёжа не собирался идти на выпускной вечер. Во–первых, он очень не любил всякие мероприятия. И, во–вторых, он считал, что школа «выпустила» его ещё тогда, когда рукой Александры Семёновны начертала на его первом рассказе безапелляционное: «У кого из классиков списал?», и, в–третьих, в это время он думал совершенно о другом (а тут комсомольские «казначеи» лезут к нему с какими–то «вечерами»!), сначала у него мелькнула озорная мысль: отсчитать им сейчас из пачки 100 рублей на подарки учителям, но потом передумал, что это будет как-то уж слишком по– фатовски, да и не осторожно. Поэтому Серёжа смирил свою парящую на двух пачках гордыню и благодушно–миролюбиво признался Севастьяновой и Басковой:
– Девочки! Денег у родителей я просить не буду и на выпускной вечер не пойду. У меня дома много хозяйственных и прочих дел.
(Ну, и гусь ты, Серёжка! Да ты же последнее время только и думал об этих «прочих» делах!... о которых мы поведаем нашему снисходительному и стойкому читателю в следующем рассказе).
«Девочки» посмотрели на Серёжу изумлёнными глазами.
(Испокон веку считалось святым долгом для каждого выпускника присутствовать на этом прощальном для них мероприятии... а впрочем, этот Серёжка вечно чего–нибудь учудит. Наверное, совсем свихнулся со своей математикой).
Добровольные сборщицы родительских десяток постояли немного молча, потом отошли в сторону и начали оживлённо о чём–то шептаться (Мы не слышали и не знаем их комсомольских секретов).
Серёжа не был на выпускном торжественном вечере (и до сих пор нисколько об этом не жалеет). Несколько позже он зайдёт в школьный секретариат и без всякой помпы и аплодисментов заберёт свои документы, с которыми он и поедет в Челябинск поступать на Механический факультет ЧПИ.
В приёмной комиссии этого «Закрытого» факультета ему задали неожиданный вопрос: