Против течения (сборник рассказов)
Шрифт:
– Эвелина, у вас есть с собой зеркальце?
– Нет. А зачем оно вам, Серёжа?
– Я немедленно хочу посмотреть на самого последнего дурака и идиота в этом городе! Надо было быть просто чертовски неотёсанной дубиной, чтобы самому не догадаться об этом. Хотя, когда я нёс вас на руках к себе домой, я что–то почувствовал, но не сообразил...
– А разве ваша мама не сказала вам, что я – девочка... девушка.
– Так, Эвелина, я же сдавал всякие там противные экзамены, закрутился, а мама, когда я назвал тебя «пацаном», только покачала головой и улыбнулась. Она, наверное, тоже считает
– Нет, Серёжа, у вас такая красивая и замечательная мама. Мне–то далеко до неё. А вас она очень любит, и очень боится, когда вы один бываете в тайге... А ваша соседка, тётя Нина, так быстро мне ногу вылечила... видите, я уже хожу без тросточки.
– Вы, теперь, Лёня, наверное, ходите на танцы...
– Что вы, Серёжа! Я вообще ещё ни разу в жизни на танцах не была.
– А куда вы, Эвелина, сейчас идёте?
– Я? Серёжа, давайте лучше пойдём к нам домой. Сегодня – выходной, мама и папа дома. Серёжа, я им всё рассказала, всё, всё. Они просто восхищены вами и очень хотели бы вас увидеть... Вы тогда так быстро ушли...
И Серёжа, наш многоопытный и хитроумный дамский угодник, против своего обыкновения, почему–то в этом случае сразу и решительно согласился идти к её родителям (Небеса! Где музыка?).
А музыка звенела в растревоженной Серёжкиной душе. Он сразу попытался взять своего «Лёню» под ручку, но Эвелина смущённо отняла её и, улыбнувшись своему кавалеру, весело сказала:
– Тогда идёмте к нам домой!
«Дома» они застали поистине идиллическую картину: папа сидел в гостиной и, видимо, разыгрывал сам с собой шахматную партию, мама хлопотала на кухне. Серёжа всегда и всюду приходил вовремя, то есть к обеду. Началась милая родительская суета (а разве бы вы не засуетились, если бы к вам пришёл спаситель вашей дочери, да ещё и с божественным нимбом над головой?). Гостеприимных родителей Эвелины звали: Аркадий Иосифович и Роза Наумовна Гринфельд. Приятные, милые и симпатичные люди. А дочь, дочь–то какая у них!
Пообедали в тесном, дружественном и почти семейном кругу. Роза Наумовна была такой же прекрасной поварихой, как и Серёжина мама (Кушай, кушай, Серёженька! Наедайся впрок! Под старость тебе придётся самому варить для себя перловую кашу). Еврейская кухня тоже оказалась замечательной, вполне по силам любому русскому дублёному желудку. Серёжа, изредка поглядывающий на красавицу «Лёню» был, что называется, в ударе. Он рассказывал самые забавные истории из своей заповедной жизни с таким упоительным восторгом, с таким красноречивым искусством, что даже сам иногда подумывал: «Эх, жалко, что с нами нет моей любимой учительницы литературы Александры Семёновны. Она бы сейчас с почтительным восторгом стенографировала их для «Всемирной литературы».
Из всех его рассказов, помимо живописного антуража, выпукло и зримо выступал образ скромного, послушного и приличного мальчика Серёжи, не только любящего своих родителей, но и уважающего всех встречающихся на его пути взрослых. Под конец образа Серёже даже несколько опротивел этот так разрисованный им трафаретный отличник и паинька «Серёжа».
После обеда Роза Наумовна и Эвелина ушли на кухню мыть посуду и, что греха таить, обсуждать нового... да не нового, а первого и единственного
Аркадий Иосифович дружелюбным жестом пригласил своего молодого гостя «разыграть партейку» в шахматы. Серёжа, никогда не отказывающийся ни от каких видов единоборств и имеющий некоторое представление об особенностях шахматной игры, с энтузиазмом опрометчиво согласился.
Он, к своему глубокому разочарованию, проиграл три партии подряд в самом начале. Поглядев на его расстроенную физиономию, добрый Аркадий Иосифович чуть сам не прослезился, вздохнул сочувственно, подошёл к книжному шкафу, порылся там немного и, вернувшись к шахматному полю, протянул Серёже две среднего формата книжечки.
– Серёжа, вы не расстраивайтесь. Все партии вы проиграли совсем не благодаря моему шахматному искусству, а благодаря тому, что я вот по этим книжечкам выучил так называемые дебютные ловушки и ловко использовал их против вас. Все эти дебюты: испанскую партию, ферзевый гамбит, славянский гамбит, новоиндийскую и староиндийскую защиты и другие, годами разрабатывали самые сильные шахматисты мира, ловушки тоже не с неба свалились, всё людьми придумано. Так что, когда вы изучите эти две книжки... Как у вас с памятью?
– «Евгения Онегина» помню наизусть.
– Ого! Вы очень быстро всё освоите и тогда, я почти уверен в этом, мне придётся туго... И, кстати... Какие у вас планы на будущее?
– Сейчас я готовлюсь поступать на механический факультет ЧПИ. Там у меня старший брат Юра учится.
– Серёжа! Я знаю про этот факультет. Он, во–первых, секретный, а, во– вторых, кроме повышенной стипендии, туда ещё и очень большой конкурс. На строительный факультет будет поступить гораздо легче. Кстати, декан этого факультета – мой бывший однокурсник и приятель. А на механический факультет поступить будет очень тяжело. Ты–то как школу закончил?
– На экзаменах я, Аркадий Иосифович, все восемь экзаменов сдал на «отлично».
– Ого! Так ты, значит, золотой медалист? Это совсем меняет дело!
– Нет, Аркадий Иосифович, я – не медалист, мне там не только четвёрок, а даже и троек наставили за год.
– Что?! Да они там, в школе что, совсем все с ума посходили?
Выпускник сдаёт все экзамены на «отлично», а его оставляют ни с чем! Что–то я даже не верю в это. Я хороню знаком с Иваном Михайловичем, директором первой школы, прекрасный и умный человек, толковый руководитель, мы там уже начали подготовительные работы, проект готов, будем строить для него новую школу, а то старые развалюхи могут в любой момент просто рассыпаться. Я, Серёжа, ничего не понимаю.
– Аркадий Иосифович, всё очень просто. Я живу в двадцати двух километрах от школы, транспорт ходит нерегулярно. В общем, я пропустил почти половину школьных уроков, готовился и учился самостоятельно дома. Потом у меня был конфликт с учительницей литературы из–за Маяковского...
– Да я сам этого Владимира Владимировича на дух не переношу! – неожиданно взорвался такой миролюбивый человек как Лёнин папа. – И это всё?
– Нет, у меня ещё была драка с комсомольцами.
– Тоже из–за Маяковского или ещё хуже, из–за Демьяна Бедного?