Против течения. Том 1
Шрифт:
– Сбегать-то я не сбегаю, а тихонько дойду, пошлю Данилку разыскать, – отвечала старуха и ушла из горницы.
Александр повернулся к сестрам:
– Всякому вранью вы верите. Вот погодите, я вам все расскажу и о чиханьях и о предзнаменованьях. Я думаю, вы будете мне верить больше, чем мамушке Михеевне, а?
– Еще бы, братец, ты учился разным наукам и все знаешь, – сказала Ольга.
– Саша, ты умный у нас, – добавила Надя, обнимая брата.
На дворе раздался лай собак, и кто-то галопом подскакал к крыльцу. Надя бросилась к окну.
– Ах, кто-то приехал, –
– Зачем он сюда пойдет? Если из гостей кто, то в хоромы пройдет, – отвечал Александр.
– Сестрица, это князь Дмитрий Юрьевич, – сказала стоящая у окна Надя.
– Братец, куда я денусь? – говорила раскрасневшаяся Ольга.
– Что ж за беда, что без покрывала. Он тебя съест, что ли? Да вздор, его сюда не пустят, – успокаивал ее брат.
В сенцах раздалось топанье сапог и громкий голос спрашивал: «Дома боярич, Александр Сергеевич?» – «Дома», – отвечал голос старика Якова, дядьки Степана. «Где он?» – «У себя в пределе, да туда ходить нельзя, там боярышни: пожалуйте в хоромы». – «Вздор, я прямо к нему, чего мне делать в твоих хоромах», – продолжал говорить громкий голос.
– Ах, братец, что мне делать? Мамушка узнает, беда, – говорила Ольга.
– Никакой беды нет, – сказал Александр. – Ну, да я, пожалуй, не пущу его, уж когда ты не хочешь. – И с этими словами он направился к дверям, но было уже поздно: они отворились, и в комнату вошел князь Бухран-Туруков.
Взгляд князя упал на Ольгу: она покраснела, а князь ловко и ухарски отвесил ей низкий поклон, потом бросился на шею Александра. Тем временем Ольга и Надя приближались к двери, чтобы уйти.
– Простите, боярышни, что обеспокоил вас, – сказал князь, быстро освобождаясь из объятий Александра и вновь кланяясь боярышням. – Я хотел поскорее увидать этого молодца, моего товарища.
Боярышни поклонились князю и вышли из комнаты. Князь вновь бросился обнимать Александра. Обниманье и целованье продолжалось несколько минут.
– Ах, Саша, боярич мой, любезный друг сердечный, насилу-то я тебя увидал. Давно мы с тобой, друг, не виделись, с той поры, кажись, как в Литве воевали, – скороговоркой произнес князь.
– А я, – сказал Александр, – на первой же поре тебе претензию представлю: зачем ты вошел прямо сюда, когда знал, что у меня сестра?
– Не знал, ей-богу, не знал, – забожился князь.
– Как не знал, Яков тебе говорил, я сам слышал.
– Не разобрал, позабыл, думал по-украинскому, ничего. Ну, не сердись, голубчик, сердечко мое.
– Про украинский-то обычай пора забыть; ты давно уехал оттуда?
– Давно, брат, с той поры как выгнали. Ну, не сердись, голубчик.
– Да я и не сержусь, а так сказал, чтобы ты вперед был аккуратнее.
– Да по правде сказать и сердиться-то не на что, – говорил князь. – А тебе, брат, и подавно сердиться на это не приходится; тебе, брат, все здесь нужно по-своему повернуть, к черту отправить все эти фабалы и боярские спеси. Живи, брат, так, как душе твоей хочется. Помнишь, как жили мы с тобой в польской земле?
– То в Польше, а то в России, –
– Ну, ладно, больше об этом не будем говорить. А славная у тебя сестренка, брат?
– Это еще что?
– Ну, не сердись, я так, спроста. А вот мы и увидались. Я как услыхал, что ты приехал, сейчас на игреньку – да к тебе. А ты-то до сих пор не приехал ко мне.
– Помилуй! Я вчера только приехал.
– Ну а сегодня ко мне, у меня ночуем. У меня тебе будет хорошо: заморское вино у меня славное.
– Сегодня нельзя: я еще с родными не успел хорошенько повидаться и поговорить.
– А я-то разве чужой? Первый друг – да чужой, это не хорошо, – с упреком сказал князь.
– Сегодня меня ни за что и не отпустят да и самому хочется отдохнуть после дороги.
– Ну и отдыхай у меня сколько душе угодно. У меня спокойно и весело, чего недостает, чисто Магометов рай.
– А ты рай-то Магомета еще не бросил? – с улыбкой сказал Александр.
– Зачем бросать, что ты! Я ведь один, сиротой живу, чем же мне забавляться-то? Эх, брат, теперь заживем с тобой весело.
– Не хочешь ли с дороги закусить?
– Пожалуй, выпьем. Вели подать сюда, а я покуда покурю, у тебя можно курить? В большой-то гостиной избе, я знаю, что нельзя: боярин и боярыня духу табачного не терпят.
– У меня можно. Ты знаешь, я и сам прежде курил трубку, да вот года два как бросил.
Князь вынул из кармана коротенькую трубочку, на манер казацкой люльки, и шитый золотом кисет с английским табаком и принялся набивать трубку. В то время было мало трубок в России, и те, которые курили это зелье, курили его в рогах. Трубки были в редкость и встречались только у людей богатых да у казаков. Набивши трубку, князь вынул кремень и огниво, высек огня и закурил трубку. Явился Иван и принес бутылку вина, из которой тотчас налиты были два кубка.
Александр с любопытством рассматривал своего бывшего товарища. Он с князем познакомился в детстве, сталкивался с ним – один раз на службе да приезжал на побывку домой, лет пять тому назад, виделся с ним.
«Все такой же он, – думал Александр про князя. – Я думал, он в эти годы остепенился, но нет, каким был, таким и остался. И что за человек: не то татарин, не то казак, боярского-то в нем мало. А кажись, парень недурной, только приладиться не может да блажит. Впрочем, и он так же, как и я, плывет против течения; но только не так, как я, а по-своему. Ну, да и плыть-то ему легче, чем мне: простору больше и препятствий нет».
– Что задумался, друг? – крикнул князь, поднимая кверху кубок. – Пей – тоска пройдет.
«Легко живется ему на свете», – подумал Александр.
Проснувшийся боярин Сергей Федорович, узнав о приезде князя, не послал звать его к себе, и князь сидел у Александра. Просидев часа полтора, они пошли в конюшню осматривать лошадей, к ним пристал и Степа.
– Люблю я твоего братишку, и он меня любит, да твой батюшка не пускает его ко мне, – сказал князь Александру.
– Отчего же это? – спросил Александр.