Противостояние I
Шрифт:
— Да, я думаю, для начала именно в этом качестве, но... — он мрачно усмехнулся, — сам понимаешь, аппетит приходит во время еды!
— Хм, не очень понятно... Этот ваш Андронов что, наперекор нашим договорённостям с Брежневым решил пойти? Или сам Леонид Ильич из-за возраста начал забывать, о чём с нами договаривался? Так нам совершенно нетрудно напомнить. С завтрашнего дня откроем в стране с десяток частных клиник, где начнём лечить безнадёжных больных. Например, клиники при крупных церквях и монастырях! Я думаю, нам легко удастся убедить предстоятелей, оказать нам такого рода помощь. Через месяц в Советском Союзе даже дети будут знать, что им всё врали, что Бог
— Не злись, Саша... — как-то устало сказал он в сторону уже потемневшего окна. — Я на твоей стороне. Николай Гаврилович в разговоре со мной примерно такой же расклад давал. Он ещё предположил, что ни армия, ни милиция сторону партийной власти скорее всего не примут, если, конечно, не начнётся вызванная этими событиями иностранная интервенция. В лучшем случае займут позицию сторонних наблюдателей, а в худшем перейдут на сторону восставших. В итоге партия сможет получить поддержку только со стороны части аппарата КГБ.
— Правильно. Мы с Мариной Михайловной тоже так считаем. Вижу, вам это не нравится, но тут ничего не поделаешь. Из-за желания пары десятков выживших из ума стариков, которым жутко хочется получить в жизни новый шанс и которые не могут оторваться от кормушки, я на крест не пойду. Не хватает у меня для этого человеколюбия. Я не всяких человеков люблю...
— Я не про это...
— А про что?
— Про то, что это означает гражданскую войну. Ещё одну. Если бы ты только знал, сколько жизней унесла война предыдущая, ты тоже не очень бы радовался.
— Я и не радуюсь. С чего вы взяли? Немного возбуждён, это есть, но не радостен. Марина Михайловна, когда разговаривала с Брежневым, тоже упоминала о возможности новой гражданской войны. Именно после этого он и начал сдаваться. А со мной она обсуждала и менее кровавый сценарий.
— Какой? Физическое устранение верхушки?
— Вот видите, вы и сами до этого дошли. Несложно, наверное, было... Да, превратить Политбюро ЦК КПСС в филиал московского крематория. Кого туда избирают, тот через полгода с почётом переезжает в кремлёвскую стену. Как-то так. Как только широкие партийные массы это поймут, желающих порулить этой страной останется совсем немного. Может, тогда вся эта братия задумается о необходимости реформ.
— Я вижу, не любишь ты партию...
— А за что её любить? За десяток миллионов погибших во время гражданской войны, большая часть из которых были людьми мирными. Если вы не в курсе, то население в гораздо большей степени страдало не от военных действий, а от сопутствующих им разрухе, голоде и болезнях. Любить за эмиграцию большей части русской интеллигенции на Запад? За преступное головотяпство и саботаж, в результате которых в 30-х люди снова сотнями тысяч мёрли от голода? За сотни тысяч репрессированных, вся вина которых состояла в том, что они не полностью поддерживали политику этой самой партии? За то, что они людей до сих пор винтиками считают и не велят протестовать против этого? За то, что людям на выборах не предлагается выбор? Диктатура пролетариата! Если разъяснить людям людоедский смысл этого понятия, то партию не будет любить вообще никто! Ну
Вы не злите меня, Сергей Васильевич! Вы историю знаете по учебникам, а я лично побывал в одной деревне на Поволжье в 32-м году и своими глазами видел, как люди на площади в большом котле умершего односельчанина варили. Рубили топором на куски и варили, а, сварив, делили между живыми. А потом я незримо побывал на том собрании губернской ячейки РКП(б), на котором принималось решение о реквизициях зерна. Эти прекраснодушные идиоты называли то зерно «лишним»! Это вам к вопросу о том, любая ли кухарка может управлять государством! Тот голод во многом был «организован» такими вот вчерашними кухарками и кучерами! И эти кухарки и их защитники сумели задурить людям головы так, что они до сих пор восхищаются вождём, выдумавшим этот бред про кухарку и государство!
Помолчали. Вид у моего собеседника был мрачным. Наконец, он процедил сквозь зубы:
— Ты говоришь хорошо известные вещи, но мне всё равно неприятно это слышать. Как понимаешь, я и сам принадлежу к этой партии. И работаю я в организации, которая ответственна за организацию репрессий.
— Знаю я всё. Если бы вы или Николай Гаврилович были замараны в той организованной охоте на людей, я с вами никогда не стал бы иметь дело. Брезгую я такими...
Снова помолчали. В этот момент я вёл интенсивный мысленный диалог с Мариной. Сергей Васильевич вздохнул.
— Насколько я понимаю, к компромиссам ты не склонен. Так ведь?
— Да, именно так. Только не я, а мы. Мы не склонны к компромиссам. Не переживайте, Сергей Васильевич. Генералом вы, может быть, и не станете, но ваши знания и опыт пригодятся при любой власти. Не только при диктатуре пролетариата. А если до серьёзного дойдёт, то в структуре КГБ быстро образуется масса превосходных вакансий. В течение одного дня образуются. Если я с вашей конторой по-настоящему сцеплюсь, бить буду в первую очередь по командованию. Опыт боевого применения магов и чародеев показывает, что так гораздо эффективнее выходит. Вот тогда о вас снова вспомнят и призовут.
Он мрачно усмехнулся:
— Не хорони меня раньше времени. Я ещё потрепыхаюсь. Юрий Владимирович мне никаких конкретных сроков не ставил.
— Не ставил, так через полгода поставит. Время-то идёт, и такие, как Пельше и Смыслов, моложе не делаются. Они его вынудят. Он сейчас кандидат в члены Политбюро? — Сергей Васильевич молча кивнул, — Ну вот. Андронов всё сделает, чтобы стать действительным членом. Мать родную продаст. Знаю я эту братию. Там все сплошь карьеристы.
— И что ты предлагаешь?
Я пожал плечами:
— Марина Михайловна спрашивает, а что конкретно хочет от нас ваш новый начальник? Как вы сами понимаете полученное от него задание?
— Она нас слышит? — он выпрямился на стуле и ощутимо напрягся.
— Угу, теперь слышит.
Он обвёл взглядом стены и потолок, ничего нового на них не увидел, откашлялся и как-то смущённо улыбнулся.
— Передавай ей привет.
Я и хотел бы усмехнуться, но что-то настроения не было. Разгорячён был предыдущим разговором, да и на душе было неспокойно. Значит, не закончилась та начавшаяся в конце июля 1969-го история. И состоявшийся через пару дней разговор с Брежневым не снял проблему окончательно. Вздохнул только тяжело и кивнул утвердительно на его вопрос о Марине.