Противостояние. Том II
Шрифт:
Наконец он тупо осознал, что дальше ему не двинуться. Тени изменились. Прошло три часа. Он не помнил, когда в последний раз смотрел вверх, на бордюр и шоссе; наверняка больше часа назад. При такой боли он никак не мог сообразить, какое расстояние проползал в минуту. Надин скорее всего давным-давно уехала.
Но она все еще оставалась там, и хотя ему удалось одолеть всего около двадцати пяти футов, выражение ее лица было для него ясным до предела. На нем читалось печальное сочувствие, но взгляд был пустым и каким-то отсутствующим.
Ее глаза были с ним.
Вот тогда он возненавидел ее и потянулся к наплечной кобуре. «Кольт» все еще торчал там, удерживаемый во время его бешеного падения застежкой, обхватывающей рукоятку.
Он отстегнул застежку, искусно повернув
— Надин…
— Лучше этим способом, Гарольд. Лучше для тебя, потому что его способ был бы гораздо хуже. Ты ведь понимаешь это, правда? Ты бы не захотел встретиться с ним лицом к лицу, Гарольд. Он чувствует, что тот, кто предал одну сторону, может предать и другую. Он убил бы тебя, но сначала свел бы с ума. Он это умеет. Он позволил мне выбрать. Этот способ или… его способ. Я предлагаю тебе этот. Ты можешь покончить с этим быстро, если у тебя хватит мужества. Ты понимаешь, что я имею в виду.
Он проверил барабан в первый из сотен (а может быть, тысяч) последующих раз, держа револьвер на внутреннем сгибе ободранного локтя.
— А как насчет тебя? — крикнул он. — Разве ты не предала их тоже?
Голос ее был печален.
— Я никогда не предавала его в своем сердце.
— Я уверен, ты предавала его именно там! — крикнул Гарольд вверх. Он попытался придать лицу искреннее выражение, но на самом деле рассчитывал расстояние. Ему удастся сделать самое большее два выстрела. А револьвер — очень капризное оружие. — И я полагаю, он знает об этом.
— Я нужна ему, — сказала она. — И он нужен мне. Ты никогда не участвовал в этом, Гарольд. И если бы мы продолжали путь вместе, я могла бы… могла бы позволить тебе сделать что-то со мной. Ту маленькую вещицу. И это погубило бы все. Я не могла рисковать. Я должна была устранить малейшую возможность подобного поворота событий после всех этих жертв, крови и грязи. Мы вместе продали наши души, Гарольд, но от меня осталось достаточно, чтобы еще желать полную плату за мою.
— Я рассчитаюсь с тобой сполна, — сказал Гарольд и умудрился встать на колени. Солнце померкло. Головокружение стиснуло его своими железными лапами, мешая точно прицелиться. Ему показалось, он слышит голоса, вернее, один голос, изрыгающий изумленный протест. Он нажал на спуск. Эхо от выстрела метнулось назад и запрыгало от скалы к скале, грохоча, треща и стихая. Комичное удивление разлилось по лицу Надин.
С каким-то пьяным триумфом Гарольд подумал: «Она не ожидала такого от меня!» Ее рот раскрылся, образовав изумленное О. Глаза широко распахнулись. Пальцы напряглись и взметнулись вверх, словно она собиралась сыграть какую-то дикую мелодию на фортепьяно. Мгновение было столь сладостным, что он потерял секунду или две, упиваясь им и не осознавая, что промахнулся. Когда он понял это, снова опустил револьвер и попытался прицелиться, обхватив левой рукой правое запястье.
— Гарольд! Нет! Ты не можешь!
«Не могу? Это же такая простая вещь — нажать на спусковой крючок. Конечно, я могу».
Казалось, она в шоке и не может двинуться с места, и, когда мушка револьвера совпала с ямочкой на ее горле, он почувствовал неожиданную холодную уверенность в том, что так это и должно было кончиться: коротким и бессмысленным всплеском насилия.
Он убил ее, она была мертва — в его воображении.
Но, когда он начал нажимать на спуск, случились две вещи. Пот залил ему глаза, и все в них раздвоилось. И он начал скользить вниз. Позже он твердил себе, что под ним пополз рыхлый гравий или его искалеченная нога дернулась, а может, и то и другое. Но он почувствовал… почувствовал, будто его толкнули, и долгими ночами между тогда и теперь ему никак не удавалось убедить себя в обратном. Дневной Гарольд оставался упрямо рационален до конца, но ночью его охватывала кошмарная уверенность в том, что это сам темный человек вмешался в конце и сорвал все дело. Страшно прогремел выстрел, которым он намеревался всадить пулю в ямочку на ее шее, высоко, далеко и мощно вознесся он прямо в равнодушное голубое небо. Гарольд
Он ударился о дерево и потерял сознание. Когда он снова о пришел в себя, сумерки уже сменились темнотой, и луна, полная на три четверти, торжественно выплывала над ущельем. Надин исчезла.
Первую ночь он провел в бредовом кошмаре, уверенный, что не сумеет выползти обратно на дорогу и умрет в овраге.
Тем не менее, когда настало утро, он снова пополз наверх, обливаясь потом от боли.
Он начал ползти около семи утра, как раз когда большие оранжевые грузовики похоронного комитета стали бы выезжать с автобусной станции в Боулдере. В конце концов в пять часов вечера он ухватился одной ободранной и покрытой волдырями рукой за поручень бордюра. Его мотоцикл по-прежнему валялся там, и он едва не разрыдался от облегчения. Торопливо до остервенения он вытащил из седельной сумки какие-то консервные банки и открывалку, вскрыл одну банку и обеими руками принялся запихивать холодную тушенку в рот. Но она была протухшей, и после долгих сомнений он отшвырнул банку прочь.
Тогда до него начал доходить неопровержимый факт надвигающейся смерти, и, подвернув под себя искалеченную ногу, он улегся возле «триумфа» и долго плакал. После этого ему удалось немного поспать.
На следующий день он весь вымок от проливного дождя и долго не мог унять дрожь. От его ноги стал исходить гангренозный запах, и он прилагал все усилия, чтобы накрыть «кольт» от дождя своим телом. В тот вечер он начал записывать кое-что в свой блокнот и впервые обнаружил, что его почерк стал ухудшаться. Он поймал себя на мысли о рассказе Дэниела Кайза «Цветы для Элджернона», так он назывался. Там кучка ученых каким-то образом превратила умственно отсталого парнишку-сторожа в гения… на время. А потом бедный малый стал терять это. Как же его звали? Чарли… какой-то Чарли, верно? Ну конечно, так ведь назывался фильм, который сделали по рассказу. «Чарли». Неплохой фильм. Похуже рассказа: его набили психоделическим [15] дерьмом шестидесятых, насколько он помнил, — но все-таки неплохой. В старые времена Гарольд часто ходил в кино, а еще больше фильмов просмотрел дома по видику. В те прежние дни, когда мир еще был, как назвал бы это Пентагон (кавычки открываются), жизнеспособной альтернативой (кавычки закрываются). Большинство из них он смотрел в одиночестве.
15
Психоделия — ощущение мира через наркотический транс. — Примеч. пер.
Он записал в своем блокноте медленно образующимися из корявых букв словами:
Интересно, они все мертвы? Комитет? Если так, то мне жаль. Я был обманут. Это слабое оправдание моим действиям, но клянусь всем, чем только можно, это единственное оправдание, которое хоть что-то значит. Темный человек столь же реален, как сам супергрипп, как атомные бомбы, все еще торчащие где-то в своих свинцовых контейнерах. И когда приходит конец и когда он так ужасен, как то всегда предсказывали праведники, тебе остается сказать только одно, когда все те праведники подойдут к Трону Высшего Судьи: я был обманут.
Гарольд прочитал то, что написал, и провел своей тонкой дрожащей рукой по лбу. Это не было хорошим оправданием; оно было плохим. Как ни приукрашивай его, оно все равно дурно пахнет. Тот, кто прочтет этот абзац после чтения его гроссбуха, поймет, что он обыкновенный лицемер. Он воображал себя королем анархии, но темный человек видел его насквозь и безо всякого труда превратил его в дрожащий мешок с костями, гнусно подыхающий на обочине шоссе. Его нога распухла, как водосточная труба, она пахла, как гнилой перезрелый банан, над его головой кружили канюки, резвясь в теплых потоках воздуха, а он сидел здесь, пытаясь найти разумное объяснение тому, что не поддавалось описанию. Он пал жертвой своей собственной затянувшейся юности — вот как все просто. Он был отравлен своими собственными смертельными мечтами.