Протоколы заседаний ЦК Партии социалистов-революционеров (июнь 1917 - март 1918) с комментариями В М
Шрифт:
Малолюдное заседание ЦК 22 ноября 1917 г. было последним заседанием его в старом составе. Следующее заседание 8 декабря было уже первым организационным заседанием нового состава. Промежуток между ними был занят заседаниями IV партийного съезда и одновременными заседаниями II Всероссийского крестьянского съезда. Для понимания последующего необходимо хотя бы вкратце ознакомиться с ходом того и другого.
Это тем более важно, что партия успела издать стенографические протоколы лишь III съезда. Такие же протоколы IV съезда имелись лишь в рукописи, которая, по всей вероятности, в настоящее время погребена в архивах бывшей ВЧК. Было принято ЦК нового состава решение поручить В.М. Зензинову приготовить к печати краткий отчет о работе съезда. По-видимому, им и является то извлечение из протоколов, которое было впоследствии издано Московской организацией партии -- без имени составителя. Брошюра эта стала чрезвычайной редкостью.
Съезд занялся отчетом о деятельности старого ЦК, который поручено было сделать умереннейшему из представителей "правого руководства", В.М. Зензинову. Последний взял в своем докладе самый примирительный тон. Он не отрицал и не мог отрицать колебаний и сбоев ЦК, который должен был только что на глазах у всех с формулы "коалиции с цензовиками" перескочить на формулу "коалиции от народных социалистов до большевиков включительно". Он только в оправдание его приводил тот факт что, будучи разнородным и "коалиционным" по своему составу, ЦК отражал на себе борьбу мнений, а потому его сегодняшние решения иногда противоречили вчерашним. Он усердно рисовал целый ряд мер, принятых ЦК против крайних правых: не без некоторого даже преувеличения он заявил, будто "в виду двусмысленного отношения кадетов и корниловцев ЦК ультимативно потребовал их невхождения в состав нового правительства", причем утверждал, будто "только партийная разруха" помешала ЦК провести свою линию в жизнь, -- проходя молчанием тот факт, что "разруха" эта свила себе гнездо в самом ЦК и оттуда дезорганизовала партию. Зензинов оправдывал ЦК против упреков в отсутствии контроля над деятельностью Керенского, указывая, что заваленность делами почти порвала связь Керенского с партией и вообще он, с точки зрения ЦК, просто не считался с указаниями этого последнего. Зензинова поддержали его правоцентровые сотоварищи по ЦК, Гендельман и Розенблюм-Фирсов. Первый старался показать, что ЦК был более жертвою, чем создателем партийной неурядицы: он "не был ни суверенен, ни автономен", он вынужден был делить власть, а стало быть и ответственность, с партийными фракциями в Советах. Розенблюм-Фирсов ссылался на стихийность всего происходившего, доказывая, что ЦК часто просто не мог влиять на события. К тому же, например, за действия Керенского на ЦК ответственность возложить нельзя: с начала июля, после кризиса власти, разрешенного знаменитым заседанием в Малахитовом зале Зимнего дворца, Керенский формально перестал быть в правительстве представителем партии. И все крупнейшие его последние действия, от созыва в Москве Государственного совещания до последнего его похода на Петроград, -- это все делалось им вне соглашения с партией, на свой личный риск и страх.
В.М. Чернов в ход прений по докладу ЦК не вмешивался и лишь на поставленные ему лично некоторыми из делегатов вопросы (между прочим, почему октябрьские события застали его вне Петрограда) должен был взять слово для фактического характера ответов; в частности, он открыто заявил, что уехал из Петрограда для того, чтобы не присутствовать на II съезде Советов, так как, по глубокому несогласию с правым курсом, взятым ЦК, защищать его позиции по совести не мог, возражать против него не имел права, а воздержаться и молчать, как на Демократическом совещании, значило бы только давать пищу всевозможным лжетолкованиям.
Прения по докладу Зензинова кончились убийственною для правого руководства резолюцией: "Заслушав доклад ЦК, IV Всероссийский съезд Партии социалистов-революционеров вынужден констатировать, что
1) Центральный комитет в течении 6 месяцев работы не всегда соответствовал своему назначению быть органом, руководящим политической деятельностью партии. Считаясь с тем, что нередко это обстоятельство вызывалось трудными объективными условиями сложной политической действительности, съезд признает, однако, что ЦК не осуществлял в должной мере своей обязанности контроля над деятельностью членов партии, занимавших самые ответственные посты в органах государственного управления и руководящих органах демократии. Этим ЦК делал партию ответственной перед трудящимися массами за политику, ею не санкционированную, за события, о которых она даже не была осведомлена, за действия, не соответствующие ни партийной программе, ни ее коллективной воле. Этим ЦК невольно способствовал подрыву доверия масс к партии, ее деятелям, ее лозунгам.
2) ЦК проявил полное бездействие власти в вопросах партийной дисциплины и единства партийных выступлений. Результатом явились идейный и организационный разброд, полный паралич партийной дисциплины, поразивший целые организации. ЦК не сумел устранить дисциплинарных правонарушений даже в своей собственной среде, допуская их в самые ответственные моменты со стороны самых ответственных лиц.
Объясняя это разлагающее партию явление
Главным предметом съезда было обсуждение вопроса "о текущем моменте и тактике партии", докладчиком по которому был В.М. Чернов, давший, между прочим, сдержанную по форме, но категорическую по существу критику ошибок революционной демократии вообще и центрального партийного руководства в частности. Не будем передавать его доклада, так как основные его тезисы нашли себе полное выражение в приведенной ниже обширной резолюции съезда.
Против его заключений выступали: В. Подвицкий168, признавший, что коалиционная тактика действительно потерпела полное крушение, но что это крушение было, в сущности, крушением самой революции; В.Г. Архангельский, полагавший, что все-таки без коалиции обойтись было невозможно и что однородное правительство "единого трудового фронта" оказалось бы не сильнее, но даже еще слабее коалиционного; Фирсов-Розенблюм, смягчивший значение всех ошибок тактики тем, что течение революции, вместе со всеми ее слабостями и сбоями по роковой неблагоприятности общей ситуации, было "фатально и неизбежно"; и, наконец, преемник В.М. Чернова по Министерству земледелия С.Л. Маслов, обвинявший все революцию в антигосударственном, почти анархическом уклоне, констатирующий, что "революция сорвана", что выхода из тупика нет, все предлагаемые тактические планы безнадежны и неосуществимы и "будущее печально". Этот мрачный пессимизм вполне гармонировал с поведением С.Л. Маслова во время осады большевиками Зимнего дворца, где заседало Временное правительство и откуда С.Л. Маслов слал в Совет по телефону свое "проклятие революционной демократии", не желающей или не умеющей защитить тех самых людей, которых она же послала заседать в правительстве.
Что касается крайнего правого крыла партии -- "воленародцев" 169, то от их имени выступали В.И.Лебедев и А.А.Аргунов170. Первый заявил, что, по его мнению, правых вообще от центра теперь отделяет немногое. Центр во главу угла своей тактики ставил борьбу за мир, не отвергая обороны страны; правые -- оборону страны, не отвергая борьбы за мир. В других вопросах, на его взгляд, особых разногласий нет. А теперь, когда большевиками армия совершенно разложена, все течения приведены к единому знаменателю, "всем" приходится думать только об одном: о скорейшем заключении мира. Поэтому "правые" хотят общей работы, а не распрей и расколов.
Аргунов пытался отмежевать "воленародцев" от попавших под партийные репрессии членов "организационного cовета", мимоходом стараясь смягчить их вину: он, признавая формальную неправоту этой организации в деле выставления параллельных, конкурирующих с партийными, избирательных списков, указывал однако, что, по существу, они часто противопоставлялись спискам местных организаций, хотя тогда бывших единственно законными, но внутренне уже отдалившихся от партии и теперь порвавших с нею связь. В основе же Аргунов повторял декларацию Лебедева: "Мы, эсеры-оборонцы, заявляем, что об активной обороне сейчас не может быть и речи", а потому мы считаем, что жизнь ликвидировала наше разногласие с партией.
Наконец, один из основоположников правого крыла А.М. Гуковский171 выступил с речью, в которой, как передавал составитель съездовских отчетов в "Деле народа", "резко критиковал поведение партии и за все совершившееся возлагал ответственность и на правых и на левых".
Отчеты съезда отмечают, что съездовское большинство устами делегата Халфина172 "приветствует правых, осознавших свои ошибки".
После прений были предложены три резолюции: докладчика (левоцентровая), Когана-Бернштейна173 (крайняя левая) и Архангельского (умеренно-правая). При голосовании, какую положить в основу обсуждения, за первую высказалось 99 голосов, за вторую 52 и за третью всего 8... После рассмотрения в комиссии поступивших поправок резолюция В.М. Чернова была принята 126 голосами против 7 при 13 воздержавшихся. Резолюция эта в окончательном виде гласила:
IV Съезд Партии cоциалистов-революционеров, рассмотрев вопрос о текущем моменте и задачах партии, считает необходимым установить следующие положения:
1) Современная русская революция отнюдь не является, как то раньше утверждали русские марксисты, буржуазной революцией и потому не может быть проведена в согласии и совместными усилиями России народной и России цензовой.
2) Она не является также, как то ныне утверждают социал-демократы большевики, и максималистической социалистической резолюцией, для которой в обнищавшей, экономически расстроенной и хозяйственно неразвитой России не готовы ни трудящиеся массы города, ни трудящиеся массы деревни и для которой еще не даны необходимые предпосылки в области международных отношений.