Протозанщики. Дилогия
Шрифт:
— Смотри, спасатели! — заорал Антип, — Нам бы туда! На вертолете быстро доберемся!
— Не пустят! — отвечает криком Рустам, — Там раненных полно!
— Давай попробуем! Раз уж он осмелился вылететь в такую погоду… Попытка не пытка!
Развернули назад. В ярких отсветах грозы виден вертолет, качающийся в нескольких метрах над землей. Летчик примерялся, выбирая безопасное место, машина непослушно дернулась — очередной разряд — и молния попала в корпус. Вертолет подбросило, и винт разлетелся на куски, чудовищно лязгнув металлом.
Старый мост истошно скрипнул, вздрогнул и обрушился в бурлящую реку.
— Твою ма-а-ать, — схватился за голову Антип.
Снова полезли вдоль реки, отворачиваясь от катастрофы. Снова в другую сторону. Снова в неизвестность. Деревья, под ударами стихии, до земли склоняли макушки. Некоторые, устав сопротивляться, со скрипом бросались вниз, угрожая прибить нерадивых путников могучими, шершавыми трупами. Огромная ель, не выдержав нагрузки, упала в сторону реки. Корни остались на обжитом месте, якорем вцепившись в землю, а макушка, взмахнув колючими руками, приземлилась на другом берегу. Образовался мост.
Не сговариваясь, направились туда. На четвереньках, для большей устойчивости, поползли по липкому от смолы стволу. Колючие ветви царапали лица, промокшая одежда цеплялась за изломанные сучья, в ладони впивались шрамы торчащей коры. Разгребая хвою, выбрались на берег.
Вокруг та же мгла и грохот. Те же трудности пути, но впереди, за жижей вспаханного поля, за стеной шипящего дождя, вырисовались силуэты деревни. Левее, где спрятан в черноте Херсон, безостановочно работают молнии; там же, где угадывались хатенки — неожиданное спокойствие. Решили зайти в село, отдохнуть.
Ноги Рустама утопали в пашне как в болоте, руки хватались за более сильного товарища, а лицо, залепленное грязью, выражало злость и напряжение. Но цель видна. Почти ощутима. Вожделенный отдых маячил впереди уютными избушками. Природа бесновалась, хлеща Херсон батогами урагана; над шоссе, где разбился вертолет, слышались выстрелы грозы; над головами темень, но дождь как будто начал затихать. А впереди… а впереди солнце! Яркое, теплое, высвечивающее белые мазанки. Оглядываться назад — страшно. Смотреть вперед — удовольствие. Усталые ноги не держали — по жидкой грязи пришлось ползти.
Выбрались на проселок. Сухой, словно берег бескрайнего моря слякоти. Выплыли! Сзади стеной шел дождь, а здесь тепло и спокойно. Рустам плюхнулся в пыль дороги, Антип присел рядом. Под горячими лучами солнца стало спокойно, приятно. Зеленые сады за хлипкими, но аккуратными плетнями, сверкали зрелыми фруктами. Ярко желтые подсолнухи классикой украшали изгороди. Калитка призывно поскрипывала на ржавых петлях, а за ней, на горбах ухоженных грядок, зеленели спелые кавуны — арбузы.
— В ноябре? — весело спросил Антип.
— Угу, — пробормотал Рустам с видом человека, разбирающегося во всем, — Здесь же юг!
— Тпру-у-у! — раздалось над ухом, сквозь чудной, старинный скрип, — Вы чей-то тут?
Подъехала
— Эт откуда ж такие?
— А где мы? — вопросом на вопрос ответил Антип.
— Маятовка енто. А куды надоть-то?
— В Херсон…
— У-у-у, — понимающе протянул дед, — Нонче там пасмурно. Отдохнуть своротились?
— Ага, — весело отозвался Рустам, поднимаясь.
— Заскакывай в тялегу! — пригласил местный, — Обсохните у мене. Водки не обящаю, а чаем угошу.
Путники переглянулись: несколько минут отдыха не помешают. Запрыгнули на скрипучий остов, разваливаясь на мягком, ароматном сене.
— Трогай, фью-и-и! — с присвистом выдал дед, и лошаденка неторопливо начала движение.
— А что за село-то? — Рустам с удовольствием рассматривал беленые хаты.
— Да сяло, как сяло. Молодежи-то мало, в основном-то одно старичье. Живем пока…
— Пока? — поднял брови Антип.
— Да город-то здоровущий — наступаить! Балакають, что пожрет нашу Маятовку. А вы-то сами-то откель?
— Москва, — не вдаваясь в подробности, объявил Антип.
— О, как! Столица? Эвано как… В Херсон-то на кой?
— Да, дела, отец. Дела.
— Хорошо, когда есть дела… — протянул старик, — Хорошо.
— Слушай, — Антип склонился к уху приятеля, — Странный говор у деда! Разве тут так говорят?
— Приезжий?
— Ага, и Москва у него столица! Типа, несколько десятилетий телевизор не смотрит, газет не читает?
— Ну, да, — согласился Рустам, — Странный. Будем внимательней — чайку выпьем, да и свалим.
Домик у старика чудной. Дед древний, а хата будто вчера поставлена. Небогатая, с соломенной крышей, но аж блестит чистотой. Словно декорация для фильма. Стекла в окнах новые, на подоконниках цветут герани; кровать, в дальнем углу, заправлена ярким, красным покрывалом.
Чай приготовила внучка — вот так одно старичье! — девица лет двадцати с небольшим. Волосы длинные и черные, почти смоленные. Лицо светлое, как будто всю жизнь пряталась от солнца. Глаза огромные, окружены густыми длинными ресницами. Высоченная. Стройная.
— Ты ж, дедок, говорил, что нет молодежи? — промурлыкал Антип, облизываясь на суетящуюся внучку.
— Так и не жавут же тута! Приезжають вона тока на праздники.
— Сейчас, вроде как, будни? — глаза Рустама не выпускали девицу.
— А хрен их знает, че понаехали, — отмахнулся старик, — Дашь, вы че приперлись-то на буднях? Почитай в кажном доме по внуку!
— Чтобы помогать вам, стареньким, — улыбнулась в ответ внучка, ласково теребя остатки волос на голове деда.
— Во, вишь, помощники! — скрюченный палец поднялся вверх, — То годами нетути, а то навалились усе разом! Дома, вон вишь, подправили! Как в кине сделали! Слышь, Даш, а че соломой-то покрыли? На андулины деньги нету?