Проверка на твердость
Шрифт:
— Выполняйте, что вам приказано, понятно? — промолвил он. — Заматывайте! Да не так, боже мой! По этому случаю у вас тоже, вероятно, имеется латинская пословица? А ну уберите руки! — Он показал Шорнбергеру, как правильно наматывать портянки.
Через несколько минут унтер-офицер остановил проезжавший грузовик, увозивший пустые термосы из-под солдатского обеда. За рулем сидел ефрейтор, который несколько удивился, когда его попросили снять носки или портянки. В двух словах унтер-офицер объяснил ему, в чем дело.
— Для дела всегда готов, — промолвил ефрейтор, всовывая босые ноги в сапоги.
Над разбитой гусеницами полевой дорогой вслед за идущими солдатами поднимались густые клубы
Бруно Преллер являлся исключением. Двадцать пять километров — это пятикратное расстояние от его деревни до ближайшей железнодорожной станции. У тех, кто это расстояние проходил туда и обратно пешком, болели ноги. А им нужно было преодолеть более чем два таких отрезка пути. «Боже, помоги мне и будь ко мне милостив!» — думал Бруно Преллер.
Ни один час не повторяется
БРУНО ПРЕЛЛЕР
С губ двух медленно бредущих волов стекала в пыль тонкими нитями слюна. Дорога была сухая и неровная. Окованные железом колеса подскакивали на камнях и выбоинах. В телеге с низкими краями громыхала высокая деревянная бочка.
Бруно Преллер сидел согнувшись на козлах. Если бы он куда-нибудь спешил, то не поехал бы на этой паре волов, которая зарабатывала себе пропитание тяжелой работой на раскорчевке пней в лесу.
У него было сейчас что-то среднее между отпуском и работой на уборке урожая. Новенькое свидетельство о получении профессии электрика он засунул дома под стекло, и фрау Преллер показывала его всем знакомым. Мастер в соседней деревне, у которого учился Бруно, по состоянию здоровья уходил на пенсию. Выпускник должен был с 1 сентября приступить к работе по специальности на хлопчатобумажном комбинате в районном центре. Он должен был получить комнату в общежитии для холостяков. Будущее не представлялось ему в розовом свете. До сих пор он не покидал дома более чем на два-три дня. Раз был в районном центре на выставке приборов будущего, где демонстрировалась его модель солнечного двигателя для обслуживания инкубатора. «Интересно, но пока утопично» — так оценили его работу эксперты.
Он с удовольствием ехал обратно. Вне родной деревни, которая была для него самым лучшим местом на земле, он всегда чувствовал себя не в своей тарелке. Мысль о том, что до начала работы на комбинате еще целых шесть недель, радовала его. «Подыши еще свежим воздухом, прежде чем окунешься в городскую копоть», — предложил ему отец, который был полеводом в сельскохозяйственном товариществе, состоял в общинном совете и в бюро СЕПГ. Здесь, в Эйхсфельде, он был, как говорят, на все руки мастер, и все, что он делал, было необходимо для всех.
«По-моему, еще два-три месяца должны быть погожими», — думал Бруно Преллер, сидя на козлах и наблюдая за качающимися задами своих волов. Справа и слева от дороги простирались поля пшеницы по плечи высотой и уже желтые, как солнце. Высоко в небе лились трели жаворонка. Бруно отвозил полную бочку воды наверх, к горным пастбищам, и сейчас возвращался домой с пустой тарой. Он мечтал о бутылке пива, стоявшей дома в холодильнике. Затем он подумал о возможности сконструировать автоматическую дверь для гаража, приводимую в движение ультразвуком, и предложить это изобретение отцу, несказанно удивив
Через какое-то время он заметил, что впереди, под тремя старыми липами, образующими шатер над изображением богоматери, просматривается какая-то фигура. Изображение богоматери, стоявшее в нише, всегда украшали свежие цветы, у ее ног горели свечи. Бруно Преллер заметил, что человек был в джинсах и серой рубашке. Это явно не деревенский житель. Бруно заметил также в траве чемодан и сверток — очевидно, палатку. Вероятно, автобус опять запоздал, подумал Бруно, вот он и идет пешком.
— Хей, хей, Вальтер! Хей, Вилли! — крикнул Бруно и слегка ударил волов хворостиной из орешника.
Широкие копыта начали передвигаться несколько живее, но вскоре вновь вернулись к прежнему размеренному темпу, при котором каждая минута тянулась как резиновая лента.
Незнакомец поднял свои вещи и медленно двинулся в направлении деревни. Чемодан оттягивал ему pytiy, он прихрамывал.
— Тпррру!
Волы остановились. Бруно с удивлением уставился на удалявшуюся фигуру. Он не верил своим глазам. Волы воспользовались передышкой и начали мокрыми мордами ловить придорожную пыльную траву. Бруно со злостью соскочил с повозки. Теперь он точно знал, что тот тип, идущий сейчас по полевой дороге, — чужой. По обеим сторонам мадонны в маленьких вазах не было цветов, а торчало по дешевому бумажному черно-красно-золотому флажку с эмблемой Союза Свободной немецкой молодежи. Древняя каменная богоматерь всепрощающе склонила голову над необычным даром. По характеру Бруно Преллера нельзя было назвать покорным. Вот и теперь кровь застучала у него в висках. Он с гневом вытащил флажки, пошел в поле и вскоре вернулся с двумя букетиками цветов — маков, васильков, ромашек. Бережно поставил букетики в вазы по обеим сторонам статуи, преклонил колена, перекрестился и пошел к своей повозке.
«Кусок земли совсем недалеко от бога» — так люди на селе называли свои горы и долины, леса и светлые ручьи, где встречались руины замков далеких, полузабытых времен. Все, кто здесь родился и вырос, жили под символом креста. Крестьянин Преллер, когда его сын был еще в люльке, крестил его лоб. Мать крестилась, прежде чем отрезать от буханки кусок хлеба. Поля и луга кооператива освящались, на вершинах гор стояли на видном месте. Бруно Преллера крестили, он прошел обряд конфирмации и несколько раз вместе с отцом посещал выборы церковного совета.
Но не менее тесно, чем с религией, он был связан с мирскими радостями и заботами. Как и отец, он числился членом церковной общины, которая, несмотря на христианские воззрения, не входила в противоречия с общественным прогрессом и социальной справедливостью. Их ревностного каноника называли «божьим ягненком» и считали, что он только сверху черный, а внутри красный. Но это никого не волновало и не смущало. У сына члена партии и активного католика Преллера никогда не возникало проблем по поводу того, что он со сверстниками 1 мая утром пел в церкви в стихаре, причем некоторые из его друзей были в пионерских галстуках. После обедни он шел вместе с пионерами-тельмановцами в деревенский ансамбль, где принимал такое же активное участие, как и в церковном хоре. Только приезжие удивлялись и качали головой, наблюдая подобную неразбериху в умах. В деревне же никто из жителей не видел в этом ничего предосудительного и не вдавался в глубокие философские рассуждения по этому вопросу. Во всяком случае, противоположные мировоззрения мирно уживались здесь и образовали своеобразный сплав, настолько прочный, что если бы кто-то попытался убрать со стены в старенькой сельской школе распятие, то жители протестовали бы так же, как если бы была сделана попытка убрать со стен портреты руководителей государства.