Проверка на твердость
Шрифт:
— Один человек с противотанковыми гранатами вперед, в укрытие! — крикнул унтер-офицер Бретшнейдер.
Михаэль Кошенц узрел в этом прямую возможность избежать дальнейшего углубления своей ячейки.
— Здесь! Солдат Кошенц!
— Вы остаетесь! Солдат Шорнбергер, вперед! Кошенц, копайте глубже!
Эгон Шорнбергер вскочил и побежал вперед с одной из двух выделенных на отделение ручных гранат.
Впереди, примерно в 100 метрах от их позиций, находилась противотанковая щель. Шорнбергер прыгнул в нее и скрылся из глаз.
Грохот взрывов
«Это только учения, — подумал Андреас. — Через два-три часа наши „противники“ — танкисты и мы будем вместе завтракать из одной полевой кухни. Вот они: одна, две, три, четыре штуки. Пять, шесть! Между ними стрелковые цепи. Для наших автоматов еще слишком далеко. Но почему они не открывают по нашим позициям огонь из пулеметов?»
Лишь немногие не испытывали волнение. Как и Андреас Юнгман, Никель, Кернер и Шорнбергер во всевозрастающем грохоте боя забыли, что это лишь проверка их боевой подготовки. Никель хотел крикнуть Кошенцу что-то шутливое, но закашлялся и вновь уставился в сторону «противника».
Преллер нервно теребил нижнюю губу. Хейнц Кернер крепко сжимал автомат. Только Кошенца пока не интересовали надвигающиеся танки: он воевал с муравьями. Муравейник располагался рядом с его ячейкой. Многоголовая армия насекомых начала на него форменное наступление. Муравьи залезали через воротник и обшлага под обмундирование, ползали по лицу. Он чесался, смахивал их, проклиная все на свете.
— Кошенц, ниже голову! — кричал ему Бретшнейдер.
— Они меня тогда совсем сожрут, — пробормотал великан, но послушался.
В противотанковой щели было тесно. Шорнбергер осторожно выглянул. Танки были так близко, что он мог разглядеть их смотровые щели. Далеко выдающаяся вперед танковая пушка была слегка склонена вниз, и создавалось впечатление, что ее черное жерло направлено точно на сидящего в окопе солдата. Эгон Шорнбергер почувствовал, что у него вспотели ладони. С молниеносной быстротой он мысленно продолжил путь движения одного из танков и установил, что тот должен пройти над ним, над его окопом.
Еще сто пятьдесят метров.
«А если стенки окопа не выдержат многотонной машины? Я буду раздавлен, как червяк!»
Сто двадцать метров.
«Рисковать жизнью нужно со смыслом. Это не трусость. Это трезвый расчет. Итак, прочь отсюда!»
Танк был еще на удалении ста метров от него. Эгон Шорнбергер выскочил из окопа и, согнувшись, побежал назад. Танковый пулемет залаял ему вслед. Солдаты отделения Бретшнейдера наблюдали эту картину, все произошло в считанные секунды. Позже Андреас Юнгман не мог сказать, что побудило его, не раздумывая, действовать так, без приказа. Шорнбергер не успел еще добежать до своей ячейки, как старший по комнате вскочил, в несколько прыжков достиг покинутого окопа и очутился в нем рядом с лежащей на дне гранатой.
— Он же тебя раздавит в лепешку, мужик! — закричал Эгон Шорнбергер изо всех сил. Он втиснулся рядом с Кошенцем в его ячейку, не обращая внимания на
Только теперь Андреас понял, куда он попал. Земля дрожала как в лихорадке. Грохот и рев разрывали барабанные перепонки.
«Еще есть время, — подумал он. — Тридцать метров. Выпрыгнуть, рвануть в сторону, иначе он меня накроет, раздавит и перемелет с песком. Правая гусеница идет прямо на меня. Накатываются тонны. Если окоп рассыплется, то… Черт возьми, нужно держаться!.. Нужно!»
Унтер-офицер Бретшнейдер и товарищи из его отделения, затаив дыхание, смотрели, как стальной колосс доехал до укрытия, закрыл его правой гусеницей и покатил дальше. Следовавшая за танками пехота «противника» была остановлена ураганным огнем пушек бронетранспортеров обороняющихся. Приказа об использовании управляемых противотанковых ракет еще не поступало.
События, развернувшиеся в районе расположения 2-го взвода, привлекли внимание руководства, находившегося на десятиметровой вышке, откуда просматривалось почти все учебное поле. Полдюжины биноклей было направлено на танк и окоп, укрепленный прочной бетонной трубой.
В какое-то мгновение Андреас, находясь среди тесных серых стен, подумал, что наступил его последний час. Ужасающий грохот, казалось, раздавит голову. Бетонная труба трещала и дрожала. Он чувствовал себя как при качке на корабле. И тем не менее случилось что-то удивительное. У него пропал страх перед танком и опасения, что он раздавит его убежище. Он перестал думать о смерти. Как только он понял, что опасность миновала, им овладела трезвая рассудительность. Теперь он действовал автоматически. Все его мускулы были напряжены, и как только он увидел, что танк проехал, высунулся из убежища, бросил гранату и вновь нырнул в укрытие. Едва он успел спрятать голову, как раздался взрыв учебного заряда. Танк был признан вышедшим из строя.
— Старик, вот это здорово! — с восхищением воскликнул Йохен Никель.
Никто не заметил, что Эгон Шорнбергер прятал глаза. Унтер-офицер Бретшнейдер подал отделению новую команду:
— Внимание! По пехоте — огонь!
Заговорили автоматы Калашникова. «Противник» был остановлен, залег на достигнутом рубеже и яростно огрызался, не уступая ни метра. За вторым взводом велся бой с прорвавшимися танками. Заговорили бронебойщики батальона. Прошло не более минуты, как два снаряда из безоткатного орудия попали в цель. Воздух потряс мощный взрыв. Красный светящийся шар поднялся к небу.
— Примкнуть штыки! — приказал командир роты. — В атаку! Вперед!
Развернутым фронтом рота перешла в атаку. Громовое «ура» сняло скрытый страх и медлительность. На «противника» оно действовало угнетающе, вносило в его ряды смятение.
Солдаты отделения Бретшнейдера следили, чтобы зрительная связь между ними не прерывалась. Умело используя для укрытия каждую складку местности, каждый куст, каждую канаву, они поддерживали друг друга огнем. Цепи «противника» дрогнули.