Проверка на твердость
Шрифт:
Она исчезла.
— После обеда придет сестра Хайдрун, — сказала темноглазая и посмотрела на новенькую испытующе. — Она ведет себя по-другому. И более разговорчива. Тут не все такие, как эта старая печеная слива… Тоже студентка?
Дорис раскрыла свой красный чемоданчик и отрицательно покачала головой. С каждой минутой ей все более становилось не до разговоров. Она отвечала односложно, раскладывая туалетные принадлежности по полочкам ночного столика. Положив новую сорочку и банный халат на кровать, она села, сняла один ботинок и смотрела на него так, как будто видит впервые. Она сжала губы, вспомнив мать, которая теперь дома
— Два года назад мне вырезали гланды, это было потяжелее. — Студентка хотела приободрить ее. — Тогда было ужасно больно, честно. А сейчас это просто укус комара! Не бойся! Можешь, однако, выплакаться. Со мной было точно так же. В основном в этом виноваты мужчины. Скажи же что-нибудь!
— Мой в армии. — Дорис сняла другой ботинок и расстегнула блузку. — А она для него важнее, чем… — Она запнулась, подняла голову.
В коридоре раздавались голоса. Дверь в комнату открылась, и появилась сестра, которая только что была.
— Ваш брат, фрау Юнгман! — сказала она. — В неприемные часы мы разрешаем посещение в исключительных случаях.
«Мой брат?» Туфли остались под кроватью.
В три-четыре шага Дорис достигла двери и выбежала мимо опешившей сестры в коридор. Там она увидела, к своему удивлению, мужчину в форме Национальной народной армии. Он подморгнул ей незаметно одним глазом и предупреждающе поднял чуть-чуть руку: не выдавать, объяснение последует позже.
— Привратник знает, что в утренние часы он даже для родственников не имеет права делать исключение, — сказала сестра и принесла забытые туфли. — Вы можете выйти на полчаса в парк, но потом я хотела бы видеть вас в постели или же вообще никогда более не видеть — чтобы все было ясно!
Дорис Юнгман надела туфли, опершись после краткого колебания на руку молодого человека.
— Пойдем? — спросил лейтенант Винтер.
Дорис кивнула. Они направились к выходу. Сестра смотрела им вслед, пока входная дверь не захлопнулась.
На траве еще сверкала роса, но солнце уже начинало пригревать. Песок тихо хрустел под ногами. Дорис остановилась и посмотрела на офицера:
— Он не захотел или не смог? Вы ведь от Андреаса, не так ли?
— Хельмут Винтер, — представился лейтенант. — Его командир взвода. Ваш муж не имеет ни малейшего представления, что я здесь.
Винтер ни слова не говорит о том, что полчаса назад по пути сюда, выезжая с автострады на дорогу на мотоцикле, взятом у одного курсанта, он едва не сломал голову, когда лопнула камера переднего колеса. Он сделал небольшой пируэт над выложенной камнем дорогой. Но все обошлось благополучно. Он не получил ни одной царапины. Мотоцикл остался лежать в придорожной канаве. У него не было времени заняться ремонтом. Он был счастлив, что водитель «трабанта» подвез его до города. На его форменной рубашке под мышками были видны темные пятна от пота.
— Вы извините меня за небольшой обман!
— Почему вы вмешиваетесь?
— Вы любите своего мужа?
— Я… Но вас-то это не касается!
— У меня об этом другое мнение.
На скамье у грядки цветов мать-и-мачехи сидели четверо мужчин и молодая женщина. На мужчинах — спортивные костюмы, женщина закуталась в светлый банный халат. Она курила, заложив нога на ногу. Они посмотрели на офицера и его попутчицу
— Вы его любите?
— Зачем вы пришли сюда?
— Я не хочу, чтобы произошло непоправимое, — ответил Винтер. — То, что вы собираетесь делать, — ошибка. В этом я уверен. По моему мнению, на свете и так много горя, поэтому нельзя спокойно смотреть на то, как кто-то, вопреки здравому смыслу, собирается сам себе причинить горе. По это справедливо лишь в том случае, если вы его действительно любите.
— Может быть, все уже прошло, — сказала Дорис. Она наклонилась и сорвала травинку, из которой сделала зеленое кольцо и надела на палец. — Так бывает.
— Вы его любите! — с удовлетворением заметил Хельмут Винтер.
Впервые за время их знакомства он улыбнулся. На автостраде, когда у него лопнула камера и его вместе с тяжелым, на триста пятьдесят кубиков, мотоциклом швырнуло на дорогу, и даже еще раньше, когда зазвонил будильник, и даже во время короткой зарядки у него были секунды сомнения в правильности того, что он собирался сделать в это раннее утро. Ведь Андреас Юнгман мог расценить это вмешательство как злоупотребление его доверием. Старший по комнате открыто обрисовал ситуацию, чтобы получить краткосрочный отпуск, а не для того, чтобы офицер вмешивался в его личные дела. «Я кто, командир взвода или миротворец поссорившихся супругов? Как было сказано на одном из занятий? Характерной чертой армий стран социализма является их идейная убежденность. В понятие, как учили их в высшей офицерской школе, входит и любовь к начальнику — любовь к офицеру или унтер-офицеру, с которыми солдат неразрывно связан во время боя, когда речь идет о жизни и смерти. Но подобный образ мышления складывается исключительно в тех областях, которые недосягаемы для приказов и уставов. Он включает обязательно и взаимное доверие, и товарищество. То, что будоражит душу какому-либо солдату моего взвода, причиняет боль и мне, беспокоит меня, воздействует на настроение. Меня это касается, конечно, но, может быть, в случае с Юнгманом дело обстоит по-иному?»
И только в этот момент лейтенант окончательно избавился от чувства неуверенности. Причиною тому послужило не имеющее, казалось бы, никакого значения и тем более связи с ситуацией явление, которому лейтенант не находил даже объяснения. Если бы ему кто-нибудь об этом рассказал, он бы лишь сочувственно улыбнулся. Поэтому он твердо решил ни с кем об этом не говорить. Это было кольцо, которое придало ему уверенности. Узкое зеленое кольцо из травинки.
— Вам нужен наш ребенок? — спросила иронически Дорис. — Такое бывает. Вы дадите мне письменное заявление и заберете его. Сразу же после рождения. Но вам следует, конечно, поговорить сначала с вашей женой. У вас ведь есть жена?
— Да, — Хельмут Винтер кивнул головой. — Но, собственно говоря, меня в большей степени беспокоит ваш муж.
— Вы его тоже заполучили, — сказала Дорис. — И как он вам, нравится?
— Мы хотим, чтобы он остался у нас!
— Именно он?
— Поскольку он один из тех, у кого на это больше оснований, чем у других, — объяснил он ей. Они возвратились к скамье. Курильщики уже исчезли. — Как вам сказать… Один из тех, кто не сгибается, когда приходится тяжело.