Проверочное слово

Павлова Вера Анатольевна

Вижу, как в кино: человек в белом халате склонился над микроскопом… Крупно: винтовая лесенка ДНК. Дезоксирибонуклеиновая кислота. Хорошее упражнение для развития дикции. Четыре буквы – A, C, G, T. Из них и слова-то толком не сложить. А вот ведь – весь мир ими написан. В каждой моей клетке вьётся эта верёвочная лесенка. Как, ну как вместить это знание?

Нет, мне тело не мало – велико.Мне до тела моего далеко.Тело, тело, как ты терпишь меня?Все, что сделано, такая фигняпо сравненью с расщепленьем белка,по сравненью с ХТК ДНК!

Кто сбросил мне эту верёвочную лесенку? Праматерь Ева. Кто по ней миллионы

лет карабкался? Сейчас узнаем: человек в белом халате прислал мне результаты теста.

48 % – восточные европейцы (братья-славяне), 20 % – евреи-ашкенази (ну и что теперь делать со старым стишком, который ошибся на целых 5 процентов?), 14 % – финны (оповестила об этом подругу-финку, и она тотчас ответила мне по-фински, поздравила, наверное), 12 % – прибалты, 4 % – балканцы, 1 %, сразу ставший моим любимым и вызвавший наибольший патриотизм, – нигерийцы. Я люблю тебя, мой прапрапрапрапрапрапрадедушка, скачущий в набедренной повязке с бубном вокруг костра!

Помимо рецепта коктейля в письме был список моих возможных трёх-пятиюродных братьев и сестёр. Две с половиной тысячи имён. Это только среди людей, уже поцеловавшихся с ватной палочкой! Имя, открывавшее список, заставило присвистнуть: Филипп Рот. Тот самый Рот? Письмо сообщало примерный возраст кузена и имя жены – Клер. И то и другое подходило. Тут бы и начать гордиться родством. Но я решила всё-таки написать кузену (программа даёт адреса новообретённых родственников). Кузен ответил: «Да, я писатель, правда, пожиже автора «Портного», – пишу книги по менеджменту. Но письма и звонки Тому Самому Роту получаю частенько». Рот да не тот! А я уже начала читать «По наследству» Того Cамого Рота. И такое почувствовала родство! Видимо, не всё известно людям в белых халатах. Видимо, цепочки букв, которые пишем мы, тоже обладают способностью свиваться в лесенки.

Ты филолог, я логофил.Мне страшна твоя потебня.Можешь по составу чернилвоскресить из мертвых меня?Для чего в тетради простойпрописи выводит рука,если из любой запятойне выводится ДНК?

И если выводится, то воскресят ли эти прописи моего добродушного вологодского папу (ведь это за его спиной стоят мои финны и прибалты?), мою мудрую еврейскую бабушку (балканцы и нигерийцы, вы ведь достались мне от неё?), моего кроткого дедушку (сибиряка, с кем там было смешиваться священникам-миссионерам?)? Передадут ли по цепочке детям и внукам что-то, делающее человека человеком? Как бы то ни было, ради этого в конечном счёте истекают чернилами мои ручки. Потому что, как говорил ИБ, главное – величие замысла.

Аполлон с топором – это папа. Мой папа красивый.И ложится костьми сухостой перед папиной силой.В два обхвата моих, а повален в крапиву, распилен,отвесен на плече и расколот красивым и сильным.Отче тридцатилетний, поджарый, пружинистый, летний!..Что история? В тусклую бронзу отлитая сплетня.Дровосек белозубый беззлобно ругает генсека.Я похожа на папу, на бронзового дровосеказаостренностью черт и неженскою плеч широтою.Я берусь за топор, выясняю, чего же я стою —разлетаются, пахнут арбузом хрустящие щепки…Будем жить, Анатольевна!Род наш незнатный, но цепкий. Наловил плотвы, окуньков,зачерпнул котелком для ухиводу из их реки.Нарвала прибрежных цветов,набрала в бутылку для нихводу из их реки.Сидели возле костра.Нахваливали уху.Купались в ночной реке.Беседовали до утра,где

трудней умирать —на родине? Вдалеке?Апостол муравьёв,пятнистый бог коровок,даждь им хороший клёв!Худ, возбуждён, неловоктрёхлетний рыболов.Семидесятилетнийгорд парой окуньковрыбалки предпоследней. в ногу со временемпульсшестьдесят ударов в минутуу постояльца больницыспящего безмятежнов комедевятый деньЗа время комы у папы выросла борода.Густая, чёрная, мягкая борода.Я никогда не видела папу с бородой.Папа никогда в жизни не носил бороды.Я сказала: тебе к лицу борода.Я сказала: так и ходи – с бородой.Я целовала осунувшееся лицо.В реанимацию посетителей не пускают,но мне повезло.В морге попросили привезти бритвенный прибор.Мама так и не узнала, как идёттебе борода. Молодые люди с цветамипоздним вечером: свиданье.Пожилые люди с цветамиранним утром: прощанье.Морг. Больничные морги,как правило, одноэтажны.Кучка людей с цветамиделится на три группы:на тех, кого не знаю,и тех, кого не узнаю.Папа в гробу относитсяк первой и второй группам.Третья группа – мама.Храм у дороги.Лица и лики.Впалые щёкичтицы и книги.Слёзные слизнивниз по странице.Хватит ли жизнис жизнью проститься? Дядя – плавать, дедушка – стоятьна коньках. А папа научилравновесие держать и жатьна педали, не жалея сил.Я с тобой, не бойся! И держалруль одной, седло другой рукой,отпускал, не отставал, бежалрядом. Со святыми упокой.

Чер и Вяк

Я не только жена рыбака (увы, вдова). Я ещё и дочь рыбака (увы, сирота). И внучка (и дедушки тоже нет. Обоих дедушек – оба были заядлыми рыбаками).

Дети – инопланетяне.Внуки – земляки.Дед и внучка, дружно тянемрыбку из реки.Щука. Крупная. У рыбкизубки – будь здоров!А у нас на две улыбки —дюжина зубов.

Рыбалка была главной радостью их жизни. «Одна, но пламенная страсть», – ехидничала бабушка. Мне как-то приснилось: папа выпустил книгу. Она называлась «Записки счастливого человека». В ней было несколько сот страниц. На каждой было крупно набрано (во сне я всю её прочитала, от корки до корки): «Ушёл на рыбалку. Целую, Толя».