Провидица
Шрифт:
На мой крик сбежался весь дом. Корделия, увидев своего третьего сына в полумёртвом состоянии, впала в истерику, крича, что это я во всём виновата, ведь это я отпустила их на эту охоту. Слёзы стали течь только ещё сильнее, а чувство вины усилилось в тысячу раз.
“Это действительно я во всём виновата. Я не должна была потворствовать желаниям Канато, но он так упрашивал, я просто не могла отказать ему. Я обязана была настоять, ведь я считаю себя их матерью. Я в ответе за них. Как я могла позволить ему подвергнуть себя даже малейшей опасности, ну, а, если я не могла его остановить, то я должна была хотя бы
Плача над телом полуживого “сына”, я помогла врачу и Уильяму внести Канато в дом. Его отнесли в его комнату. На моих руках была его кровь. Я старалась закрыть ими его раны.
– Прошу, спасите моего внука! – кричал фиолетововолосый вампир на пожилого врача. Он осматривал израненного Канато, при этом постоянно морщась. В его руках был небольшой деревянный чемоданчик с медикаментами.
– Пусть все женщины выйдут, – попросил врач промачивая белой тряпочкой раны мальчика. Я сидела рядом с ним и, всё ещё тихо плача, смотрела на бессознательное лицо Канато, чьи глаза были полностью закрыты. Он казался мне мёртвым и это сильно пугало меня.
Слова врача ни коем образом на меня не подействовали, – Я хочу остаться с сыном! – я начала кричать, – Как я могу оставить ребёнка неизвестно на кого?! А, что если вы не справитесь или сделаете только ещё хуже?! – кажется, у меня началась истерика.
Уильям подошёл ко мне и, схватив за обе руки, помог мне подняться. В его действиях не было грубости.
– Прошу вас, врач сделает всё необходимое. Он лучший лекарь в стране, – его слова ничуть меня не утешали, хотя я уверена, что именно это он и хотел сделать. Да, как я могу быть спокойна в такой момент! О чём он только думает?
Я вышла за дверь. Там уже во всю рыдали дети. Шу, стоя возле стены, прижимал к себе Аято. Свои ладони я держала на весу. Они были полстью заляпаны кровью. ЕГО кровью.
Всё это так ужасно и страшно, что у меня в конец расшатались нервы.
Врач обследовал моего мальчика целых два часа. Всё это время я не отходила от двери его комнаты ни на шаг. Корделии, как всегда, и след простыл. Небось жалеет саму себя в своей спальне.
На дворе была уже глубокая ночь, когда наконец-то двери комнаты открылись. От туда вынесли несколько громадных тазов с окровавленной водой и тряпками внутри, после вышел и сам врач. Дети, устав от постоянных истерик и слёз, обессиленно заснули. Их разнесли по своим комнатам.
Я зашла в спальню. Канато лежал на кровати весь в поту с оголённой перебинтованной спиной на животе. Одеяло прикрывало его ноги и бёдра. Все бинты были пропитаны его кровью, видимо остановить кровотечение до конца не получилось. Сбоку кровати на небольшом кресле сидел Уильям, оперевшись локтями в колени. Он явно о чём-то думал, причём с открытыми нараспашку глазами.
– Как он? – шёпотом спросила я. У меня просто не было сил на что-то большее.
– Врач не даёт никаких гарантий на его выздоровление. Раны слишком серьёзные. Яд от когтей тигра проник в его организм через кровь, – было такое ощущение, что сейчас мы оба стоим на грани того, чтобы просто расплакаться. Это сильный удар во всех смыслах, – Яд распространился по всему телу, – ему было сложно произносить эти слова, а я сама боялась услышать что-то страшное и непоправимое из его уст.
Руками я закрыла своё лицо на пару минут,
– Конечно! – он вскочил с места и, медленно подойдя ко мне, совершенно неубедительно добавил, – Он обязательно поправится.
– Оставьте меня наедине с моим мальчиком, – попросила его я и, пройдя целенаправленно мимо него, легла рядом со всё ещё бессознательным Канато.
– Прости…, – шёпотом произнёс он и быстрым шагом вышел из комнаты. Я знала о том, что сейчас Уильям испытывает чувство вины за то, что не доглядел за ним.
Нет, я не виню его. Я обвиняю во всём себя, – О Боги, как же я могла допустить такое? Почему я не предвидела такой исход? – каждое слово было произнесено шёпотом. Я плакала и говорила.
Для меня мои же слова были настоящим приговором, – Я совершила оплошность… и теперь Боги идут, чтобы покарать меня.
Не думайте обо мне плохо. Я не сошла с ума. Я просто была уверена в том, что за всё в жизни нужно платить… даже за будущее. За каждый прожатый человеком день, за каждый совершённый им вздох, следует плата.
Судьба коварна. Она преподносит нам сюрпризы, которые мы вовсе не ждём. Господь от людей требует покорности. Мы обязаны проживать то, что нам предписано. Не важно, что мы делаем или как стараемся всё изменить – всё напрасно! Потому, что исход один. Не важно кто, что делает, всё равно в конце мы прейдём к тому, что написано судьбой, но, если мы захотим изменить судьбу,… то цена за это неизмерима.
Многие люди просят Всевышнего изменить свою судьбу, даже не подозревая о том сколь велика будет за это плата. Она троекратна, огромна и беспощадна. Изменения в судьбе влекут за собой огромные последствия. Я это знаю наверняка. Господь не любит, когда кто-то мешает ему или предлагает ему свои правила. Либо подчиняйся, либо плати. Однако, я не намерена мириться с обстоятельствами. Я не могу позволить ему умереть.
Я положила свою ладонь на голову Канато и легонько взбаламутила ему волосы.
(Включайте песню: (Kanon Wakeshima – Suna no Oshiro) мне показалось, что здесь она будет кстати)
Так прошёл день. Всё это время я неотлучно заботилась о нём. Его состояние ничуть не менялось, а только ухудшалось. У него часто поднималась температура из-за яда в крови, его трясло, знобило, часто открывалось кровотечение в ранах. Изредка он просыпался, но из-за сильной боли, либо мгновенно терял сознание, либо громко начинал плакать.
Корделия в это время не пропускала ни одного удобного случая, чтобы уколоть меня побольнее. Хочет обвинить во всём случившемся меня, хотя сама ни единого раза к собственному сыну не зашла, не проведала его, не спросила о его самочувствии.
Сейчас был уже вечер, все дети сидели в комнате маленького Канато. Они следили за ним, пока меня не было. Поэтому сейчас они находились в комнате одни, без взрослых.
– Канато, хочешь воды? – спросил у младшего братика Аято. Он сидел рядом с ним, взобравшись на кровать с ногами. Фиолетововолосый мальчик, лёжа на животе, тихонько кивнул. Сейчас он прибывал в сознании. Ему дали сильное обезболивающее, чтобы уменьшить боль от ран, но, тем не менее, он продолжал неподвижно лежать на одном и том же месте. Его губы сильно потрескались и побелели. Он выглядел очень болезненно и обессиленно.