Проводница
Шрифт:
Кусты впивались колючками в руки, но Ольга отводила ветки в стороны, даже не чувствуя боли. Внизу, в овраге блестели мокрые от дождя крыши гаражей, а вдали виднелась другая гора, усеянная пятиэтажками нового микрорайона. Зеленая Горка, та самая, где жил Никита…
— Здесь, — Мишка остановился перед небольшим холмиком, покрытым увядшими цветами.
Ольга подняла глаза и вздрогнула. Прямо на нее смотрела Лидка. Огромная увеличенная фотография в рамке была укреплена несколькими кольями. Цветная, на хорошей бумаге,
Лидка улыбалась и стыдливо прикрывала румяные, раскрасневшиеся щеки пышной белоснежной фатой. Она была так невозможно хороша, как не бывают красивы живые, обычные люди. Казалось, что и взгляд у нее какой-то запредельный, знающий нечто недоступное простым смертным. Казалось, что она худее и одухотвореннее, чем в жизни.
— Когда она успела в фате сняться? — спросила Ольга, разглядывая фото. — Ведь свадьбы не было.
— А это Генка-фотограф, — пояснил Мишка. — Он ее как-то на вокзале щелкнул, вот и нашел кадр. Красивая все-таки была Лидка, да? Хоть и толстая.
— Не толстая, — поправила Ольга. — А полная В самом соку.
Она положила на холмик цветы и сказала:
— Ну, привет, подружка. Так значит, да? Без меня отдыхаешь? Ты скажи, кто это сделал, а уж я…
— Да что ты сделаешь! — охладил ее пыл Мишка. — Ты лучше сама не особо высовывайся. Сдается мне, что там и на твою шею ножик припасен. Они не только по Лидкину душу приходили…
— Ой, Мишка, если б ты знал, как я дома хочу побыть… Намоталась я уже…
— Моталась, потому и живая, резонно заметил он. — Тебе ведь и Никита говорил…
— Никита… — Ольга повернулась к Мишке и сказала: — Ты иди домой, ладно? Я тут одна побуду. Хочу к нему без посторонних сходить.
— Я разве посторонний? — обиделся Мишка. Но потом махнул рукой и согласился: — Ладно, валяй. Я у остановки покурю пока.
Глава 15
Ксения собиралась в рейс. Она суетливо сновала по квартире, доставала из шкафа какие-то теплые кофты, даже ту памятную Ольге, вытянутую, зачем-то сунула в сумку.
— Мать, ты чего? Вынь, не позорься.
Ольга решительно вынула ее и ткнула обратно в шкаф. А Ксения не спорила. Она привычно отделила от купленного блока «Явы» пачку в домашнюю заначку и положила в кухне на полку. Глянула на Ольгу и спохватилась:
— Может, тебе еще оставить, доча?
— Да окстись ты! Я сто лет свои курю! — фыркнула Ольга.
Изменившаяся мать начинала даже пугать ее. Какая-то не такая, словно пришибленная. Не кричит, голос не повышает даже. Снует как тень, поглядывает искоса. Вот села, скрестила руки на коленях, как старуха.
— Ты ведь не знаешь, Оль. А я, пока
Ольга аж поперхнулась от неожиданности.
— С какой это радости?
— Ну как же, — изумилась Ксения. — Я ж тебе говорила. О родителях запрос сделала, ответ получила, дело мне выдали в архиве… Ну, я подумала и решила: всю жизнь свою, почитай, с чужой фамилией прожила. Так хоть помереть с собственной.
— Ну мать! С тобой не соскучишься! — сказала Ольга. — Ну и кто ты у нас теперь?
Ксения укоризненно посмотрела на нее.
— Я ж тебе и это говорила. Першина я теперь.
— А имя ты тоже поменяла? — ехидно осведомилась Ольга. — Может, ты уже и не Ксения, а Эмма? Ты как хочешь, а у меня язык не повернется тебя так называть.
— Нет, имя я не меняла, — вздохнула Ксения. — Привыкла уже. А фамилия… Ведь если б я замуж вышла, так все одно сменила бы. И ты бы не Кореневой была…
— А если б я вышла, так и Антошка был бы не Коренев… — подхватила Ольга.
— Вот-вот, — кивнула Ксения. — Так что бог с ней, с этой фамилией. Не наша она.
— Нет, погоди, я не понимаю, — упрямо сказала Ольга. — Как это не наша? Ведь я с ней родилась. И Корешок тоже с ней родился. Тебе какая-то выжившая из ума дура насвистела в уши, а ты и подхватилась, поверила! А если она тебя с кем-то спутала9 Обозналась? Что тогда?
— Нет… Не может такого быть, — уперлась Ксения. — Я ведь и Антоше документы на смену фамилии подала… Да пока ты считалась без вести пропавшей, оформление затормозили. Мать должна согласие дать. Отложили, пока срок не выйдет.
— Какой срок?
— Ну… — замялась Ксения. — Ты ж понимаешь… Пока не смогли бы тебя юридически мертвой признать.
Ольга нервно закурила и нехорошо усмехнулась:
— Ловко у тебя все вышло, мать! Еще, как говорится, башмаков не сносила, а уже подсуетиться успела. Быстренько все обстряпала.
— Да просто так получилось, — растерялась Ксения. — Так совпало. Я ж не специально…
— Так вот, запомни, — жестко сказала Ольга. — Корешок мой Корешком останется. И чтоб я больше никогда не слышала об этой твоей дури. Антон Першин! Выдумает же! Как язык повернулся только? Буду я или не будет меня, не смей ему фамилию менять, слышишь?!
Голос ее сорвался на тоненький-тоненький, жалобный взвизг.
— Ой, да прекрати ты, Оля! — сморщилась Ксения. — Не стану я ничего с Антоном делать, раз ты не хочешь. Только не надо опять ругаться, а? У меня знаешь, как сердце кровью обливалось, когда вспоминала, как мы с тобой в последний раз распрощались…
— Ладно, не буду, — буркнула Ольга и отвернулась.
Ксения поднялась, взяла сумку.
— Ты когда в рейс?
— Еще не знаю.
— Ну, пока, что ли?
Ксения неловко шагнула вперед и обняла Ольгу.