Проводник

Киселев Борислав

Тишина, в которой слышен ветер, пролетающий над тобой, отчётливый шелест травы, словно ты слышишь, как каждая травинка соприкасается друг с другом. Где-то вдалеке уже знакомый и ни с чем не сравнимый «рокот небесного океана». Единственное, что может вернуть мне моральное равновесие и спокойствие. Тут я в безопасности. Мне никогда не нужно было открывать глаза, чтоб видеть то, что происходит вокруг меня в этом месте. Мой личный мир, «бескрайний океан травы, под бурлящим океаном небес».

— Я снова тут.

Просто осведомился сам для себя, так и не открыв глаза. В прошлый раз мне не удалось остаться в этом мире в одиночестве, в тот раз, когда этот мир приобрёл подобие реальности.

— Что говорила Вита?

Сказал я вслух. Чтоб завести ход мыслей. Кажется, что-то вроде

того, что Муза поможет мне сделать этот мир не просто вероятностной плоскостью, а целым и настоящим. Я не хочу открывать глаза, боюсь того, что вокруг меня будут стоять эти жуткие чудища, которые представлялись богами. Я им не верю до конца, и не чувствую их присутствия, да и если бы они были тут, то наверняка уже попытались бы меня поднять или заставить что-то делать.

— Вас тут нет.

Заулыбался я, и перевернулся на бок так, чтоб почувствовать лёгкие покалывания и касания травы, на которой лежал. Трава заскользила по моей щеке, как я всегда её представлял, мягкая, чуть влажная из-за росы. На шее чуть заёрзал мой «живой ошейник». Как-то даже мило замурлыкал, видно почувствовал запах травы родного мира, дома. Странно, я никогда не чувствовал себя где-либо как «дома». В голове всплыло воспоминание того, как выглядит входная дверь в мою квартиру, но я не узнал её. Нет, это была именно та самая дверь, но за ней было уже что-то совсем чужое, это была та же квартира, с той же мебелью, но это не было «домом». Я туда никогда не вернусь, не только я… мы все… Мы никогда не вернёмся домой… Каждый раз, выходя за порог, нас обдувает уже новый ветер, мы дышим новым воздухом, даём своим действиям новый смысл, думаем по-новому, встречаем новых людей. Каждый из нас непостоянен на молекулярном уровне, каждый человек обновляется, а дом — он стоит всегда на одном и том же месте, пылится, скрипит разбухающими от влажности полами осенью, звенит тишиной… Мы можем войти в ту же дверь того же самого места, назвав его домом снова, но на самом же деле, мы никогда не возвращаемся домой, никто из нас, не потому, что дома нет… Потому что мы изменились, пока были вне помещения, громко названного словом «дом». Может, это от того, что у меня нет чувства привязанности к месту, что бы это ни было за место, они ведь тоже меняются… там больше не звучит смех, там больше нет тепла на плечах и взглядов, полных страха, что момент закончится. У каждого это своё место, и даже если считать, что дом — это то, что ты о нём помнишь или чувствуешь, становится ещё хуже, ЕЩЁ ХУЖЕ!!! Потому что ты уже изменился, и это лишь воспоминание, которое больше никогда не повторится, поэтому мы больше никогда не вернёмся домой, не потому что дома нет, потому что мы стали другими… И я стал другим… Дом внутри, он всегда был внутри меня, мой разум является домом тысяч миров и созданий, «творца невозможно запереть в клетку» я только что понял, что значит эта фраза, и открыл глаза.

Сип взвизгнула и спрыгнула с моей шеи в высокую траву, прижалась к земле и жалобно и испуганно запищала, почувствовала, что теперь в этом мире есть кто-то сильнее и страшнее, чем она.

Я видел себя не просто со стороны, а со всех сторон, мой взгляд проникал и под землю, и сквозь облака, открывая вид на звёзды и туманности, свет двух светил, голубого и красного. Разноцветные облака, если смотреть на этот мир сверху, и серые, а местами и грузные, чёрные, огромные, кипящие волны небес. Мне открылись океаны, леса, громады гор и вереницы природных пещер под ними. Всё это наполняли самые разнообразные животные, каких я никогда не видел ни в одном фильме или не читал про них ни в одной книге. Исполинские, трёхногие толи крабы, толи насекомые вышагивали друг за другом среди краснолистых деревьев, в ветвях которых резвились крохотные, круглые комочки оранжевой шерсти с длинными щупальцами. Внизу грохотали бронированными ногами на бегу, как будто живые камни с несколькими парами глаз, переливающимися всеми цветами радуги. И практически на каждом живом существе виднелась полосочка серебристого меха, у кого-то на шее, у кого-то на лапе. Это была местная мафия, а точнее, родственники Сип. Океан был единственным местом, где фауна могла скрыться от самой «пушистой смерти».

Я увидел, как один, размером с грузовик, клыкастый зверь с лапами, накачанными до такой степени, что места соединения мышц были просто провалами в тело, только что обзавёлся «наездником» и по непривычке влетел со всего маху в камень, пытаясь стряхнуть с себя бесстрашную зверушку. И его план провалился, скорость у родственников Сип была просто немыслимая, она кружилась вокруг зверя, ни на секунду не покидая его. Следующей попыткой избавления был прыжок в воду не особо глубокого водоёма. Погрузившись в воду, «качок» задержал дыхание, а «наездник» открыл жабры, чего «извозчик» не мог видеть, и поэтому, когда у него закончился воздух, тот просто выбрался на берег и, смирившись, побрёл куда-то в лес.

— Ха, а ведь Велес был прав.

Я видел всё. Видел всю эту планету, и видел, что вокруг неё есть прозрачный барьер, который отделяет её от космоса. Без сомнений, этого места раньше не было, я просто втиснул его во вселенную. Самый настоящий обитаемый мир. Вот бы прийти с фотографиями этих мест в местную редакцию или какой-нибудь НИИ. Посмотреть на ошарашенные лица учёных мужей и, увлекаемый санитарами в палату, кричать во всю глотку, что я был на другой планете.

Смеясь со своих же глупых мыслей, я надавил на барьер, и он прогнулся и лопнул, как мыльный пузырь. Вселенная раздвинула свои грани, принимая нового ребёнка в виде целого мира со своим уникальным образом жизни.

— Невероятно.

Прошептала Муза, появившись рядом со мной.

— Ты не просто сделал этот мир реальным, ты вдавил его в нашу вселенную и разбил барьер. (Муза)

— Думаю, теперь ему точно некуда бежать.

Шелест голоса, который мог принадлежать только Фати, вывел меня из транса окончательно.

— В смысле, некуда бежать?

Поинтересовался я.

— Помнишь, эти вот ребята тебе рассказывали о том, что миры были разделены?

Указывая на ошарашенных Понтия и Керуса, сказала Муза.

— Так вот, ты только что сделал кое-что противозаконное, ты разнёс один такой разделяющий барьер в щепки.

— Но я, вы мне, да как вы могли мне об этом не сказать вообще!!!

Стал я кричать, паникуя.

— Кто ж знал, что у тебя хватит и ума, и сил на такое? (Муза)

— Мы думали, ты просто сделаешь ещё один мир, в который можно будет попасть через разлом в твоём разуме, а не долететь, пусть через 10 лет, но на космическом корабле. (Фати)

— Что теперь со мной будет?

— Тебя распылят. А поскольку ты человек, это займёт мгновение, а не несколько тысячелетий, как с нами. Ну или ты объявишь войну, и мы все пойдём за тобой выбивать свою свободу у узурпатора.

Прошелестел Фати. Я не уловил в его словах и доли сарказма, а это означало, что он серьёзно мне предлагает идти бодаться с вселенским злом.

— Стойте.

Крикнул я, выдержав театральную паузу. Потому что-то, что я собирался сказать было очень важно.

— Я заметил кое-что странное. Вы все говорите о каком-то «Зло», но никто из вас ещё ни разу не сказал, как его зовут.

Повисла тишина. Все, кто был рядом начали переглядываться. И первым заговорил Керус.

— А мы тебе ещё не говорили? Я уверен, что говорили.

— Я тоже говорил.

Уверенно произнёс Понтий.

— Так скажите мне сейчас. Ещё один раз. Просто назовите его имя.

У Керуса насупились и без того густые брови, да так, что слились в одну большую. Муза стала менять и без того свой бесформенный/ветренный образ. Фати буквально задымился.

— Мы… я не могу вспомнить, но я уверен, что мы говорили.

Недовольно прорычал Кер.

— Нет, Кер, вы ни разу ещё не назвали имя. Вы даже не знаете, с кем я должен бороться, не знаете, как я должен бороться и даже не знаете, где это «существо» находится. Вы, как будто сами запрограмированы на то, чтобы быть против «кого-то», не зная кого именно, это единственная ваша мотивация для существования.

Немного отдышавшись, я продолжил.

— Господа, я сейчас вам скажу одну очень неприятную вещь, и вы должны попытаться её понять. Мы все уже проиграли. Мы не армия. Мы подполье, которое кричит, что государство «плохое», не имея понятия, как оно работает.