Пройти чистилище

Абдуллаев Чингиз Акифович

Он пытался анализировать свои прошлогодние действия, стараясь осознать и найти ту единственную ошибку, в результате которой теперь он стал бояться собственной тени и фактически оказался отстраненным от работы. Тщательный анализ своих ошибок вкупе с гибелью Тома наводил на неутешительный вывод, что в Балтиморе им все-таки не удалось полностью переиграть ФБР и ЦРУ, неведомым образом американцы все-таки поочередно вышли и на Тома, и на него. Значит, их расчеты в Балтиморе и последующее отправление донесения через Сюндома были той роковой ошибкой, из-за которой погиб Том.

Он понимал, что «консервация» и состояние неопределенности не могут продолжаться слишком долго. Либо

американцам это надоест и его арестуют, либо — второй вариант был менее вероятен — они поймут, что он не представляет для них должного интереса и тогда наблюдение будет снято. В этот вариант верилось с трудом еще и потому, что наблюдение за самим Кемалем, очевидно, основывалось на каких-то первичных данных. Его связи с Питером Льюисом проследить не смогли, это стало ясно уже через неделю, когда они церемонно раскланялись с Питером на одном из приемов. Какими именно данными они располагали, для Кемаля оставалось загадкой. Но проводить свой рабочий день в постоянном ожидании ареста было невыносимо. От этого можно было сойти с ума. И тогда он принял решение.

Но сначала нужно было решить вопрос с Сандрой. Она и так была обижена на него за отмену последней встречи. Кемаль, зная, что все разговоры прослушиваются, позвонил ей в офис.

— Мадам Лурье. Скажите, что звонят из Нью-Йорка.

— Кто звонит? — спросила секретарь.

— Скажите, Кемаль Аслан.

— Как вы сказали? — удивилась девушка, — он никогда не назывался этим именем.

Через несколько секунд трубку взяла Сандра. Голос у нее был встревоженный.

— Кемаль, здравствуй. Что произошло?

— Здравствуй, Сандра. Ничего. Просто позвонил сказать тебе, что я развелся со своей женой.

Долгое молчание, затем, наконец, Сандра выдавила:

— Поздравляю. Ты позвонил только из-за этого? И решил, что теперь можешь называться своим именем?

— Нет, я позвонил попрощаться.

— Попрощаться? — в ее голосе прозвучало удивление, смешанное с обидой.

— Я улетаю в Европу, — коротко сказал он, проклятые слухачи и так фиксируют весь разговор.

— Что-нибудь случилось?

— У меня важные дела, — уклонился он от ответа.

— Ты летишь надолго?

— Пока не знаю.

— Куда именно?

— Наверное, сначала в Турцию, я давно там не был.

— Надеюсь, ты будешь звонить?

— Обязательно.

Ей очень не нравился его тон. И его односложные ответы. Но она была гордой женщиной. И поэтому больше ничего не спросила.

— Удачи тебе, — сухо сказала она на прощание.

Она была права, подобную вещь он мог бы сказать и при личной встрече. Но при одной мысли, что эта встреча будет под контролем наблюдателей, его передергивало. Они запишут все — каждый их вздох, каждый поцелуй, каждую фразу. Наверняка установят микрофоны даже под кроватью, или, еще хуже, поставят скрытые камеры и запишут всю встречу на пленку, чтобы потом обсуждать, смакуя подробности. Он не хотел и не мог этого допустить.

— До свидания, — сказал он и заставил себя положить трубку.

Трижды в этот день он направлялся к телефону, чтобы позвонить ей и трижды заставлял не делать этого. А она, обиженная и оскорбленная его поведением, уехала в этот день с работы раньше обычного и весь вечер просидела одна. Нет, она не плакала. Просто сидела и смотрела телевизор. И, кажется, ощутимо старела, просто стремительно старела, как стареют одинокие брошенные женщины.

У разведчиков не должно быть непродуманных решений. Они, как высококлассные шахматисты, должны видеть не на один ход вперед, а по крайней мере, на десять, предугадывая при этом реакцию и противной стороны. И видеть развитие

всей партии, зависящее порой от самой ничтожной фигуры, какой может быть пешка.

Принятое Кемалем решение было не только невероятно дерзким и опасным, но и настоящим вызовом американским спецслужбам. Это была дуэль, в которой он получил право выбора оружия, но первый выстрел при этом оставался за другой стороной. И, понимая, что обратного пути уже не будет, он постарался завершить основную часть своих дел за неделю. Затем объявил опешившим сотрудникам, что уходит в отпуск, оставляя вместо себя Тадао Имацу, в компетентности и здравомыслии которого он был уверен. Понимая, что в случае его ареста акции компании неизбежно пойдут вниз, Кемаль постарался сделать все, чтобы смягчить столь жесткий удар по предприятиям. Имацу получил все полномочия для почти диктаторских действий. Только убедившись, что его компания будет находиться в надежных руках, Кемаль наконец, заказал билет на авиалайнер в Хьюстон.

Он даже не подозревал, что его «вели» одновременно сотрудники сразу обоих ведомств ФБР и ЦРУ. И Томас Кэвеноу, и Александр Эшби получали ежедневный доклад о каждом его продвижении, о маршрутах его поездок, обо всех его встречах и знакомствах. Уже сознавая, что за ним следят, он испытывал почти садистское удовольствие, встречаясь ежедневно с массой людей и понимая, какие колоссальные средства и силы тратят спецслужбы на проверку личности каждого общающегося с ним человека.

Прилетев в Хьюстон, он сразу отправился в дом семьи Саймингтон. Несмотря на развод с его дочерью, сам мистер Саймингтон по-прежнему сохранял уважительное отношение к отцу своего внука и даже не разорвал деловые контракты с компаниями своего зятя. Бизнес есть бизнес, любил говорить мистер Саймингтон, к нему не должны примешиваться личные чувства и политика.

Два дня Кемаль провел с сыном и два дня следившие за ним офицеры следовали за ним по пятам, ожидая от него то ли похищения собственного сына, то ли иного непонятного эксцесса. Но все прошло нормально. Однажды даже состоялся семейный обед, — если можно таковой назвать «семейным», когда разведенные супруги и их сын находились в ресторане под пристальным наблюдением по крайней мере пяти посторонних наблюдателей.

И, наконец, на третий день Кемаль сделал то, ради чего он, собственно, и приехал в Хьюстон. На своем автомобиле он отправился в Бейтаун. Это было невероятно, невозможно. Такого не могло быть. Ни один, даже очень плохо подготовленный агент, а тем более многолетний агент-нелегал никогда, ни при каких обстоятельствах не мог, не должен был приезжать на могилу другого агента, застрелившегося в результате своего провала. Такое посещение кладбища было не только важнейшим свидетельством против другого агента, но и должно было вызвать повышенный интерес любой спецслужбы мира. Не понимать подобного мог только абсолютно далекий от разведки человек. Но Кемаль ехал в Бейтаун.

Когда Кэвеноу доложили, что агент «Вакх» едет в Бейтаун, он не поверил. Он просто не имел права верить в такую глупость профессионального разведчика. Когда об этом доложили Александру Эшби, он прикусил губу, подумав, что они имеют дело либо с гением, либо с дилетантом. Но когда через час Кемаль Аслан, раздобыв букетик цветов, отправился на скромную могилу Тома Лоренсберга, Эшби было уже не до определений качеств агента. Он позвонил Кэвеноу.

— Вы знаете, что происходит в Бейтауне?

— Знаю, — мрачно ответил Кэвеноу, — он поехал на могилу своего связного, возложить цветы. Я всегда был против того, чтобы советского агента хоронили бы на обычным городском кладбище. Вот видите, что из этого вышло?