Пройти по Краю Мира
Шрифт:
Почему Арт этого не слышит? Рут торжествовала: «Вот видишь? Другие люди не считают меня тяжелым человеком, который все усложняет!» А потом до нее дошло, что Гидеон давал понять, что она — тряпка. Да нет же, она такой не была! Она знала границы своих возможностей, вот только не любила встревать в конфликты из-за вещей, которые того не стоили. Она не понимала тех, кто обожал скандалить и все время доказывал свою правоту. Ее мать была такой. Ну и что ей дал такой характер? С ним она получила только несчастья, неудовлетворенность жизнью и злость.
В космологии ее матери весь мир был настроен против нее, и никто с этим ничего
Но Рут казалось, что Лу Лин попадала в неприятные ситуации в основном из-за плохого знания английского. Она либо не понимала, что ей говорили, либо люди не понимали, что говорила она. Когда-то Рут казалось, что она была единственной, кто страдал от этого недопонимания. Но самое забавное, что мать гордилась тем, что сама выучила английский, его ломаный вариант, который в ходу в Китае и Гонконге. И за пятьдесят лет, которые она прожила в США, она не улучшила ни произношение, ни словарный запас. Ее сестра Гао Лин иммигрировала в Штаты примерно в то же время, но ее английский был уже почти идеален. Она может обсудить разницу между кринолином и органзой, перечислить породы деревьев, которые ей нравятся: дуб, клен, гинкго и сосна. Для Лу Лин в ткани было важным только то, чтобы она не оказалась «слишком дорогой», «слишком скользкой» или «царапающей кожу» и чтобы ее «хватило надолго». И для нее было только два вида деревьев: «тенистые» и «роняющие листья». Ее мать не могла даже правильно произнести имя своей дочери. Рут обмирала, когда слышала, как мать звала ее через всю улицу: «Луги! Лути!» И зачем только она выбрала имя, которое сама не могла произнести?
Но худшим было даже не это, а то, что, будучи единственной дочерью вдовы, Рут была вынуждена всегда выступать переводчиком и адвокатом для матери.
К десяти годам девочка была англоговорящей миссис Лу Лин Янг, которой приходилось отвечать на телефонные звонки, договариваться о визитах к врачу и писать письма в банк. Однажды ей даже пришлось составлять унизительное письмо священнику.
— Лути такая непослушная, — диктовала Лу Лин, как будто Рут была невидимкой. — Может, мне послать ее в Тайвань, в школу для плохих детей? Что скажете?
Тогда она отредактировала эти слова, превратив их в следующее послание: «Возможно, Рут стоит отправиться в пансион, в Тайвань, где она сможет научиться манерам и всему необходимому юной леди. Что вы думаете на этот счет?»
У Рут сложилось странное впечатление, будто это благодаря матери она стала «книжным доктором». Ей просто было необходимо редактировать жизнь, чтобы выжить.
В три часа десять минут Рут расплатилась с водопроводчиком. Арт так и не вернулся домой и даже не позвонил. Простой заменой части водонагревателя не обошлось, пришлось менять его целиком. Из-за протечки водопроводчик отключил электричество во всей квартире и не включал его, пока не откачал остаток воды и не снял старый водогрей. Все это время Рут не могла работать.
Она уже опаздывала. Отправив факсом план главы Агапи, Рут заметалась по квартире, ища записи, телефон и записную книжку. Потом она села в машину и поехала к Пресидио Гейт, через эвкалиптовый лес на Калифорния-стрит. Ее мать жила в пятидесяти кварталах к западу, в той части Сан-Франциско, которая называлась Сансет, рядом с Лэндз Энд.
Предположительно у Лу Лин был запланирован очередной осмотр. Вот уже несколько лет она пропускала ежегодные осмотры,
Правда, последнее время Рут обратила внимание на то, что мать стала не то что забывчивой, а какой-то легкомысленной. Она говорила «лента», когда имела в виду оберточную бумагу, «конверт» — если речь шла о почтовой марке. Рут составила в уме целый список таких оговорок, чтобы перечислить их врачу.
Еще она должна будет рассказать о том случае, что произошел в марте. Лу Лин врезалась на машине в идущий впереди грузовик. К счастью, все обошлось шишкой: она просто ударилась головой о руль. Больше никто не пострадал, кроме машины: ее пришлось сдать в утиль.
— Перепугалась насмерть, — отчиталась Лу Лин. — У меня чуть кожа не отвалилась.
Она во всем винила голубя, который влетел ей в лобовое стекло. Но сейчас Рут подозревала, что дело было не в пернатом придурке, а в голове матери. Возможно, у нее случился инсульт или шишка оказалась не такой уж безобидной. Может, у нее было сотрясение мозга, а возможно, на месте удара образовалась трещина или откололся кусочек кости. Но в чем бы ни была причина этой аварии, полиция сочла виновницей Лу Лин, а не голубя. Та так разозлилась, что расторгла договор со страховой компанией на свою машину, а потом стала жаловаться, когда они отказались его возобновить.
Когда Рут рассказала об этом происшествии Агапи Агнос, та заявила, что в таком возрасте невнимательность и гневливость могут быть признаками депрессии.
— Тогда моя мать пребывает в депрессии и гневе всю свою жизнь, — ответила Рут. Она не стала упоминать о ее угрозах самоубийством, которые Рут слышала так часто, что почти научилась на них не реагировать.
— Я знаю отличных психотерапевтов, которые работали с клиентами из Китая, — сказала Агапи. — Они прекрасно умеют обходиться с культурными особенностями: с мифологическими представлениями, давлением старых общественных устоев и потоком ци.
— Поверь, Агапи, моя мать совершенно не похожа на остальных китайцев.
Рут раньше жалела, что ее мать не была такой, как тетушка Гал. Та никогда не говорила о призраках, несчастьях и разнообразных способах умереть.
— В любом случае, дорогая, позаботься о том, чтобы доктор осмотрел ее самым тщательным образом. А потом подойди к ней и передай от меня большое целительное объятие.
Это было приятное пожелание, но Рут редко обменивалась объятиями с Лу Лин. Когда дочь пыталась обнять мать, плечи той напрягались, словно она готовилась к нападению.
Приближаясь к дому Лу Лин, Рут окунулась в обычный в этих местах летний туман. За окнами появились и замелькали кварталы с одноэтажными домами, построенными в двадцатых годах, потом с коттеджами, появившимися в тридцатых, а следом — с безликими многоквартирными домами шестидесятых годов. Роскошный видна океан, сливавшийся с горизонтом, портили провода, натянутые от домов к столбам. На многих панорамных окнах были влажные потеки от близости океана. Водостоки и выходы ливневки проржавели, как и бамперы на старых машинах.