Пройти по Краю Мира
Шрифт:
— Для этого сначала надо выйти замуж.
Рут знала, что это было не совсем правдой. Она видела фильмы с Роком Хадсоном и Дорис Дэй. Для того чтобы случилось это чудо, нужна была всего лишь правильная химия, куда входила любовь, а иногда и плохая химия, что означало алкоголь и сон. Рут не совсем понимала, как именно все происходило, но была уверена, что именно эти составляющие и запускали определенные изменения в теле. Примерно так же таблетка «Алка-Зельтцера» превращала простую воду в стакане в шипучку. Бульк — и пш-ш-ш! Плохая химия иногда становилась причиной того, что некоторые женщины рожали детей вне брака, а потом эти дети считались незаконнорожденными, и их называли нехорошим словом на «у».
Перед окончанием
По Дороге домой Вэнди объяснила Рут то, о чем умолчала учительница. Она много знала, потому что часто бывала в компании друзей своего брата и их подружек — тех самых «сложных подростков», которые пользовались косметикой и заклеивали стрелки на колготках лаком для ногтей. У Вэнди были блондинистые волосы, она укладывала их в прическу, напоминавшую большой шар, который начесывала и поливала лаком. А еще она жевала резинку, которую на время урока прятала в фольгу. Вэнди первой из девочек начала носить белые гоу-гоу сапоги [14] , а до и после школы стала подворачивать юбку так, чтобы та на два дюйма не доходила до колен. Ее трижды оставляли в школе после уроков за плохое поведение. Один раз за опоздание, а два других — за то, что произнесла слова «стояк» и «сука», оба — в адрес учителя физкультуры. По дороге из школы Вэнди хвасталась Рут, что во время «взрослой» вечеринки в подвале позволила мальчику себя поцеловать.
14
Go-go bools — белые сапоги на небольшом каблуке, предназначенные для танцев. — Примеч. ред.
— Он только что съел неаполитанский сэндвич-мороженое, и его дыхание пахло отрыжкой, поэтому я сказала ему, что он может поцеловать меня в шею, но не ниже. Так и сказала: спустишься ниже — привет! — С этими словами она отогнула воротник своей блузки, и Рут шумно втянула в себя воздух, увидев то, что больше всего походило на огромный синяк.
—< Что это?
— Засос, дурында! Ну конечно, этого тебе не покажут в том отстойном фильме. Ни засосы, ни стояки, ни это самое. Кстати, об этом самом: на вечеринке была одна девочка, ее наизнанку выворачивало в туалете. Она из десятого класса. Так вот, она думает, что залетела от одного мальчика, который сейчас отбывает наказание как несовершеннолетний.
— Она его любит?
— Она назвала его придурком.
— Ну тогда ей не о чем волноваться, — знающе произнесла Рут.
— В смысле?
— Ну, забеременеть можно только из-за химии.
А любовь — одна из составляющих частей, — объяснила Рут как можно серьезнее.
Вэнди остановилась, открыв рот, а потом прошептала:
— Ты что, вообще ничего не знаешь?
И она рассказала все, о чем мать Рут, медсестра в фильме и учительница предпочли промолчать: все необходимые для беременности компоненты происходили из мужского пениса. И, чтобы убедиться, что Рут все точно поняла, Вэнди добавила:
— Мальчик писает в девочку.
— Это неправда! — Рут возненавидела Вэнди за то, что та ей это сказала, а потом смеялась над ней как умалишенная.
Оставшиеся до дома два квартала слова Вэнди скакали в голове Рут, как мячики для пинг-понга. И все вставало на свои места, особенно та часть, которая касалась мочи. Вот почему мальчики и девочки должны ходить в раздельные туалеты. Вот почему мальчики должны поднимать сиденья на унитазах, но они этого не делали, чисто из вредности. И вот почему мать говорила ей никогда не садиться на сиденье в чужом туалете. Вот только под «микробами» она на самом деле имела в виду «сперматозоиды». Ох, ну почему ее мать так плохо говорила на английском?!
А потом Рут охватила паника. Она вспомнила, что три дня назад села на стульчак с мочой мужчины, которого любила.
Рут проверяла свое белье раз по десять на дню. Прошло четыре дня с просмотра фильма, а месячные так и не начались. «Смотри теперь, что из этого вышло!» — повторяла она себе. Рут ходила вокруг своего дома, глядя прямо перед собой. Она погубила себя, и это уже не изменить. Любовь, моча и алкоголь, — она снова и снова пересчитывала эти ингредиенты на пальцах. А какой смелой она себя чувствовала, засыпая, так и не смыв его мочу со своей кожи!
— Почему ты ведешь себя так странно? — спрашивала мать.
Ну как Рут могла сказать ей, что беременна? По опыту она знала, что та слишком беспокоилась, даже когда на то не было причин. А если такая причина на самом деле появлялась, то мать начинала кричать и бить себя в грудь, как горилла. И она станет это делать перед Лансом и Дотти; станет выцарапывать себе глаза и криком вызывать духов, чтобы те забрали ее с собой. А потом она на самом деле попытается лишить себя жизни. На этот раз она точно так сделает. И заставит Рут смотреть, наказав ее этим еще сильнее.
Теперь всякий раз, когда Рут видела Ланса, она начинала задыхаться до полуобморочного состояния. У нее постоянно болел живот. Иногда желудок скручивало спазмом, и она склонялась над унитазом в рвотных позывах, но ничего не выходило. Во время еды она представляла, как пища попадает в рот младенцу-лягушонку, а ее собственный живот начинал казаться ей мерзким болотом. И тогда приходилось бегом мчаться в туалет, чтобы снова корчиться от рвотных позывов и надеяться, что лягушонок выпрыгнет изо рта и все мучения закончатся.
«Я хочу умереть, — стонала Рут. — Умереть, умереть, умереть…» Сначала она много плакала в ванной, потом попыталась разрезать себе запястье обеденным ножом. Тот оставил на коже полоски разодранной кожи, но крови не было, а резать повторно и глубже было слишком больно. Потом она нашла в саду ржавый грязный гвоздь, проткнула им палец и стала ждать заражения крови, которое в ее представлении должно было подняться вверх по руке, как столбик термометра. Тем же вечером, все еще живая и несчастная, она набрала ванну и села в нее. Только она собралась опуститься поглубже и широко раскрыть рот, как вспомнила, что вода перестала быть чистой из-за того, что в ней теперь были ее грязные ноги, попа и другие части тела. Однако Рут была полна решимости, поэтому вылезла из ванны, наполнила раковину и опустила в нее лицо так, чтобы оно коснулось воды. А потом открыла рот. Тонуть оказалось легко. Совсем не больно и очень похоже на простое глотание воды. Что, как оказалось, она и делала. Поэтому Рут опустила лицо в воду поглубже и снова раскрыла рот. Наконец она сделала глубокий вдох, распахнув смерти объятия. Но все ее тело отчаянно запротестовало. Она начала так громко и надсадно кашлять, что не прошло и секунды, как мать без стука ворвалась в дверь и принялась бить ее по спине. Она положила на лоб дочери свою руку и тихо сказала по-китайски, что Рут больна и ей надо немедленно идти в постель. И то, с какой любовью и нежностью мать ее успокаивала, делало состояние Рут еще тяжелее.