Проза Дождя
Шрифт:
Первое слово
В одной из лабораторий в ходе долгих экспериментов была воспроизведена гортань первобытного человека, за зубами дело не стало. Как заметил один из авторов гортани:
– Колокол готов, язык любой подмастерье сладит.
Журналисты всего мира не спали несколько суток, жаждали услышать первое слово, заключали пари, спорили до хрипоты. Вдох был и выдох состоялся. Слово услышали все, и дошло оно до всех. Повторить никто не решился.
Мирика
– Учитель,
– Немного невозможного.
– Немного – это сколько?
– Немного – это три.
– Три чего, учитель?
– Еще три раза родиться.
– Как это?
– Человек рождается один раз, он одномерен. Бог – дважды. А у мира четыре координаты.
– Значит, всё напрасно.
– Напрасно, но интересно.
– Кому?
– Всем, кто остался.
Вечер
Вечер вдвоем. Вдвоем его быть не может. Вечера вдвоем – пожалуйста, а вечер вдвоем, что чай из одной чашки. Очарование неделимо. Каждый раз надеюсь на бесконечность, а она подводит.
Сама позвала.
– Тебе где удобнее?
– Мне неудобно везде.
– Может, чего-нибудь хочешь?
– Молчать.
– Фу, вдвоем это неприятно.
– Давай сказку расскажу.
– О чем?
– О чем сказок не бывает.
– У них что, совсем слов нет?
– Нет.
– А из чего сказки?
– Из губ.
Люди не понимают друг друга по простой причине. Одна их часть живет в раю, другая в аду мучается. Прописка из рая в аду не действительна.
Не все ищут вечер помолчать, но все его находят.
Голубая напасть
Она бросила меня в самый разгар любви. Через три года пригласила на рыбу под маринадом, поговорить пригласила и простить. Если бы не буквы, я бы после рыбы погрустил и жил бы дальше. Но буквы, буквы, приходится слушать и говорить ими.
– Представляешь себе, за три года вздыхателей больше, чем за ту жизнь.
– Не проинформируешь, насколько?
– Не это главное, милый, главное – больше в разы.
– Ладно, с количеством разобрались, поясни почему.
– Там у моря много солнца, и меня разглядели. А здесь кто? Ты и муж бывший. Вы недооценили, вот и сбежала от вас.
– А те, которых больше, чем лучше?
– У них нет денег, но на слова не скупятся. Я с ними на себя, как в зеркало, нагляделась.
– И что там, в зеркале?
– Моложе на жизнь. Как до свадьбы, сверкаю. Мужики облизываются, бабы завидуют.
– Понятно про баб, мужики отчего облизываются?
– Ты что, не помнишь: я, как Ева, из яблок и колен.
– О как, а дальше?
– Дальше лучше: знаешь, никто не разобрал, что я хоть и блондинка, но всё же крашеная чуть-чуть.
– Обалдеть.
– А у тебя кто-то был?
– Ты
– О женщинах, ты без них дня прожить не можешь.
– Не поверишь, оказывается, можно без них.
– Ты случаем не болен?
– В смысле секса – нет; на голову, как обычно.
– Неужели одной работой живешь?
– Не одной, есть еще кое-что.
– Говори, не томи девушку.
– Мужиками.
– Зачем они тебе?
– Пытаюсь понять, за что ты их так любишь.
– И как успехи?
– Кое-что начинает вырисовываться.
– И что, интересно?
– Ощущаю себя твоей старшей сестрой, и становится легче.
– Значит, не в обиде, да?
– С каждым новым мужиком обида уходит.
– Ты всё выдумал, негодяй.
– Хотелось бы, но не повернуть.
– Ты меня имеешь в виду?
– Нет, конечно, мужиков своих.
Слов много, а от рыбы под маринадом остались подрумяненные кости. Издать бы закон, который бы запрещал мужикам и бабам в общении использовать буквы.
– Знаешь, поняла, море – жидкое мы.
– Может, оно и так, мне на службу пора.
– Я улетаю завтра, помнишь об этом?
– Помню.
– Скажи, что наврал.
– Ты о чем?
– О мужиках.
– О наших?
– Не пойму, когда ты шутишь. Не шути, я не заслужила.
– Дорогая, не до шуток.
– Дурак, какой ты дурак.
С дороги прислала СМСку: «Всё прощаю!!!»
Не ответил. Не потому, что букв не нашлось, они еще есть, – деньги кончились. Не выдержала, позвонила.
– Слышишь ты, это последний разговор, мужиков тебе не прощу, всё прощала, их не прощу, понял?
Эх, если бы не буквы, я бы такое брякнул. Телефон разбил, осколки затоптал. Потер подошвами об асфальт и пошел на все тридцать три буквы.
Плач пальцев
Тихо. Слышу, как пальцы плачут, плечи зябнут от холода слов. Она-а-а согласила-а-а-сь! Фамилию мою взять согласилась. До свадьбы секунды остались, а там сам черт не страшен. Столы ломятся, гости у дверей заждались.
– Пойдем, солнышко мое.
– Погоди, не торопи меня.
– Чего ждать, я – муж, ты – жена моя.
– Боюсь.
– Кого?
– Себя боюсь… Спросить хочу.
– Спрашивай.
– Отойдем, тут не могу – собьюсь, скажу не то.
Если бы знал, куда зовет. Бросил бы и свадьбу, и гостей, и целовал бы, целовал, до самой смерти целовал.
Отошли. Мне бы обнять ее, чтобы воздуха на слова не хватило. Но тянуло туда, где полно людей, цветов и света. Она пыталась что-то разглядеть в моих глазах, но не смогла и выдохнула то, чего больше всего боялся:
– Скажи, ты мне всё простишь? Не молчи!
– Значит, всё-таки что-то было, да?
– Нет, я не о том. Ты скажи, простишь или нет?
Мял галстук, слова, пуговицами рулил.