Прозрачный старик и слепая девушка
Шрифт:
— И вот еще, магистр. Я бы хотела узнать, каковы успехи господина Пиндара в области оптики.
— Весьма средние, — ответил Алебранд. — Почему это вас вдруг заинтересовало?
— Он развивает теорию эстетики безобразного, — пояснила Даланн. — Разумеется, надлежит поощрять свободное парение мысли у юношества. Но мне бы не хотелось, чтобы «эстетика безобразного» возобладала в умах нынешнего поколения. А такое, к сожалению, будет возможно, если адепт данной теории — человек обаятельный и успешный.
— Совершенно не успешный, — отрезал Алебранд.
— Я
— Нынче же заставлю прилюдно плюхнуться на землю, — обещал Алебранд. — И объявлю полной бездарностью. Надеюсь, это отобьет у остальных охоту прислушиваться к его поэтическим бредням.
— Благодарю от всего сердца, — произнесла Даланн и быстро засеменила прочь по садовой дорожке.
Алебранд, немного помедлив, зашагал в противоположную сторону.
Девушки в беседке перевели дух.
— Вот так дела! — протянула Аббана. — Стало быть, они ловко манипулируют нами, а мы и не подозревали об этом!
— Лично я подозревала, — заявила Софена. — И более того, не вижу в этом ничего удивительного. Наоборот, это вполне закономерно. Они были бы плохими преподавателями, если бы не манипулировали сознанием учащихся. Лично я получила сегодня отличный урок. Всегда буду поступать так же.
Аббана высвободилась из ее объятий.
— Иногда мне кажется, Софена, что ты — чудовище.
Софена польщенно улыбнулась.
— Разумеется, я чудовище. Монстр. — Она вздохнула. — Нет, Аббана, просто жизнь в принципе такова. И с этим ничего не поделаешь.
Глава шестая
УРОК ФЕХТОВАНИЯ
Занятия по фехтованию посещал, по обоюдному согласию между братьями, Эмери — он был слабее младшего и хуже владел оружием. Ренье, тренируясь с ним вечерами во дворе дома, где они снимали квартиру, подхватывал новые приемы с легкостью, которая свидетельствовала об истинном таланте. Эмери требовалось лишь показать ему усвоенное на уроке — и то, что старший брат отрабатывал по нескольку часов, младший перенимал на лету.
Хотя фехтование обычно ставили первым уроком, чтобы помочь студентам «стряхнуть сон», желающих пропускать занятие обычно не находилось. Сверх того — являлись зрители.
Преподаватель, господин Клоджис — невысокий крепкий человек лет тридцати, — был хмур и неразговорчив, но среди студентов пользовался большой популярностью. Считалось исключительной редкостью заслужить у него похвалу, и многие из кожи вон лезли, чтобы заставить его хотя бы улыбнуться.
По слухам, некогда он служил при королевском дворе. Ренье в этом не сомневался, но Эмери никак не мог в такое поверить: «Для придворного у него чересчур неказистый вид».
«Потому он сейчас и не придворный», — возражал Ренье.
Как бы то ни было, спрашивать об этом напрямую у господина Клоджиса так никто и не решился. «Если он счел за лучшее оставить придворную службу и перейти в Академию — будем благословлять судьбу за то, что предоставила нам счастливую возможность учиться у великого человека» — таково было общее мнение.
Беря
Завораживающая личность преподавателя, несомненно, являлась одной из основных причин, по которым его уроки пользовались такой популярностью. И тем не менее Эмери удивило, что среди тех, кто пришел поглазеть на сражающиеся пары, оказалась и та самая новенькая студентка, Фейнне. Она была точь-в-точь такой, как чертил на воздухе младший брат: прекрасной и хрупкой. Во всем ее облике угадывалась та благородная, изысканная простота, какая бывает свойственна вышивке белым шелком на тонком белом полотне.
Эмери замер. Сказать, что он «разглядывал» Фейнне, было бы неправильно: он созерцал ее. Затем в голову ему пришел вполне закономерный вопрос: для чего слепой девушке следить за учебными поединками на рапирах?
Захотелось побыть среди новых товарищей, подышать тем же воздухом, что и они, послушать их голоса? Или просто в ней заговорило стремление не выделяться из числа других? Но такая девушка не может не выделяться...
Возможно, решил наконец Эмери, все дело в том человеке, который сопровождает девушку. В этом Элизахаре. О нем говорили ничуть не меньше, чем о молодой госпоже. Вчерашняя его выходка в «Ослином колодце» тоже прибавила хворосту в огонь.
Пожалуй, Ренье прав: Элизахар похож на бывшего сержанта. И учебные поединки смотрит с интересом вполне профессиональным. Время от времени он наклонялся к Фейнне и что-то нашептывал ей на ухо — должно быть, комментирует происходящее. Интересно, что этот человек думает о товарищах госпожи на самом деле? Должно быть наметанным взглядом отмечает все их промахи и недостатки. О человеке многое можно сказать, глядя на то, как он фехтует.
Вот, к примеру, Софена. В черном облегающем трико, черная короткая юбка с двумя разрезами на бедрах, в мягких сапожках, волосы стянуты на затылке простым ремешком — богиня войны. Она стояла в небрежной позе, чуть откинув назад голову и опустив к земле руку с рапирой. Прищуренными глазами рассматривала своего соперника — сегодня им был Гальен. Казалось, ее изумляет самый тот факт, что Гальен до сих пор не пустился в бегство при виде такого вооруженного великолепия.
Но при первом же обмене ударами Софена получила укол. Она отошла назад, прикусила губу и гордо предложила продолжить. Гальен не столько сражался за успех, сколько следил за тем, чтобы не нанести партнерша сколько-нибудь серьезного увечья: Софена яростно атаковала, совершенно не умела парировать и за время учебного боя оказывалась «убитой» десяток раз.
Эгрей был другим: ловким, осторожным. Жилистые длинные руки уверенно держали рапиру. Передвигался он плавно, отражал удары соперника крайне осторожно, а атаковал редко и всегда почти наверняка. У его нынешнего противника, весьма посредственного фехтовальщика из числа студентов первого курса, не было ни единого шанса победить.