Пруссачество и социализм

Шпенглер Освальд Арнольд Готтфрид

опорные пункты этой воли, внедрились в крес-

тьянскую стихию этой бесконечной равнины,

ненависть к наукам и искусствам, мышлению,

чувствованию, государству, праву, управлению,

к деньгам, промышленности, образованию, об-

ществу, ко всему. Эта исконная ненависть апо-

калипсиса к античной культуре, нечто от мрач-

ного ожесточения времени Маккавеев^ и того

150

восстания,

которое в гораздо более позднюю эпо-

ху привело к разрушению Иерусалима, лежит,

безусловно, в основе большевизма. Его доктри-

нерские построения не смогли бы вызвать той

силы движения, с которой оно продолжается до

сих пор. Инстинкты коренной России наталки-

вают его на борьбу с Западом. Запад воплотился

в <петровстве>, и большевизм, как порождение

этого <петровства>, в конце концов будет унич-

тожен для завершения внутреннего освобожде-

ния от Европы.

Западный пролетарий стремится преобразо-

вать цивилизацию Запада в своем духе; русский

же интеллигент стремится ее уничтожить, боль-

шей частью вопреки своему знанию, которое со-

ставляет тонкую поверхностную оболочку его

инстинктов. Таков смысл восточного нигилизма.

Наша цивилизация стала чисто городской, там

уже не существует <массы>, а только <народ>.

Истинный русский всегда крестьянин, кем бы он

ни был - ученым или чиновником. Города, воз-

никшие из подражания, с их искусственно со-

зданной массой и массовой идеологией, не затра-

гивают интересов русского человека. Несмотря

на весь марксизм, здесь существует только аг-

рарный вопрос. <Рабочий> - это недоразуме-

ние. Нетронутая, неразрушенная страна, как

у германцев времен Каролингов, здесь единст-

венная действительность. Эту ступень мы пере-

жили тысячелетие тому назад. Мы не понимаем

друг друга. Мы, западные европейцы, больше не

связаны с землей. Если мы селимся в деревне,

то мы приносим туда с собой город, со всеми его

душевными условиями, и притом носим их

151

в крови, а не как русский интеллигент только

в голове. Русский же переносит в душе своей де-

ревню в русские города. Необходимо постоянно

отличать русскую душу от русской системы, со-

знание вождей от инстинктов идущих за ними

масс, чтобы постичь непроходимую пропасть

между восточным и западным <социализмом>.

Что такое панславизм, как не западно-политиче-

ская

маска, за которой кроется чувство великой

религиозной миссии? Русский рабочий, несмот-

ря на все промышленные лозунги вроде приба-

вочной стоимости и экспроприации, не является

рабочим большого города; это не человек массы,

как рабочий в Манчестере, Эссене и Питтсбурге,

а бежавший от земли пахарь и косарь, исполнен-

ный ненавистью к чужой далекой силе, оторвав-

шей его от прирожденного призвания, от связи

с которым его душа все же не может освободить-

ся. Совершенно безразлично, на основании ка-

ких воззрений действует большевизм. Если в его

программе стояли бы прямо противоположные

требования, то его бессознательная миссия по от-

ношению к пробуждающейся России была бы

все же та же - нигилизм.

Но духовные подонки наших городов вооду-

шевляются большевизмом. Он стал модой у пра-

здных и расхлябанных умов, оружием для за-

ржавевших душ жителей мировых городов, -

проявление гнилой крови. Салонный спарта-

кизм - тоже самое, что теософия и оккультизм:

у нас это то, чем был не для восточных рабов Ри-

ма, а для самих вырождающихся римлян, культ

Изиды. То, что спартакизм внедрился в Берли-

не, объясняется невероятной лживостью этой

152

революции, в которой не осталось ничего истин-

ного. Что непроходимые глупцы учредили крес-

тьянские советы, чтобы подражать советским

формулам, не заметив, что там проблемой яв-

лялся аграрный вопрос, здесь же вопрос город-

ской - все это имеет мало значения. В Герма-

нии спартакизм, в противоположность социа-

лизму, не имеет будущего. Но большевизм заво-

юет Париж, и здесь в соединении с анархичес-

ким синдикализмом даст удовлетворение уста-

лой, нуждающейся в сенсациях французской

душе. Он будет формой, в которой выразится

taedium vitae* этого пресыщенного жизнью го-

рода-великана. Большевизм, как опасный яд

для рафинированных душ, имеет на Западе

большую будущность, чем на Востоке.

В России его сменит единственно возможная

при таких условиях народная форма в виде ново-

го царизма какого-либо типа, и можно предпо-

лагать, что этот строй будет стоять ближе к прус-

ско-социалистическим формам, чем к парламен-